Октавиан Стампас - Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

- Конечно, только с ним она еще не успела тебе изменить у тебя на глазах. Вспомни, как она услаждала мужчин по кругу в замке Шедель. Очаровательная жрица Венеры. Как я завидую ее темпераменту и способностям принимать мужчин в несметных количествах. Редкостная, черт возьми, женщина.

Она подошла к императрице, склонилась над ней, внимательно разглядывая.

- Надо же, такие ушибы, и до сих пор не скинула, - покачала она головой.- Надо помочь ей подняться и увести ее. Изверг! Нельзя оставить тебя одного всего на несколько дней. Молодой человек, помогите мне приподнять вашу драгоценную мачеху. Ее нужно отвести в постельку.

- Не смей прикасаться к ней, щенок! - зарычал Генрих на сына, когда тот вознамерился было выполнить просьбу Мелузины.- Я вижу, ты рад пощупать ее голое тело.

Мелузина тем временем одна справилась. Она подняла бесчувственную императрицу на ноги, взвалила ее себе на спину и понесла, жутковато смеясь:

- Надо же, какая легонькая, прямо как я! Видать, не случайно в тебя мой Генрих влюбился.

- До сих пор у меня перед глазами эта жуткая сцена,- сказал Конрад, наливая себе вина, чтобы смочить пересохшее горло.

- Я немедленно отправляюсь в Верону,- вскочил я,- потому что еще с середины рассказа меня распирало желание скакать туда во весь опор немедленно.

- Сядьте, граф,- остановил меня Конрад.- Не спешите. Сперва дослушайте мой рассказ.

- Это еще не конец?! - вскричал я.- Что же еще сотворил этот страшный человек?

- Этот страшный человек - мой отец,- сказал король Германии с тяжким вздохом. - И он сам в страшной опасности, опутан, оморочен. Его тоже надо спасать.

- Этими же словами отговаривала меня императрица, когда я убеждал ее, что ей нужно бежать из Вероны до того, как он там объявится. И чем же все кончилось! Она, жалея его и желая его спасти, осталась, и вот теперь вновь опозорена и к тому же избита этим демоном, которого, видите ли, нужно спасать.

- Опозорена, избита, и потеряла ребеночка, сударь, так-то, - впервые прорвало Аттилу, который за все это время не проронил ни слова.

- Как? У нее все-таки случился выкидыш? - спросил я.

- Да, сударь...

- Помолчи, Аттила! Позволь королю Германии говорить в твоем августейшем присутствии, - грозно прорычал я на своего оруженосца.

- Да,- кивнул головой Конрад.- В тот же вечер после избиения у нее случился выкидыш. Она лежала без сознания, и все мы боялись, что она умрет. Но Бог сжалился над нею и не умертвил. Хотя, кто знает, в чем бы больше проявилась его жалость... Лишь к полудню следующего дня она стала открывать глаза и подавать признаки жизни. А в тот вечер, когда она лишилась плода, ее муж, император Римской империи и мой отец, напивался вином и устроил новую оргию. Он требовал, чтобы я явился к нему и испробовал - каких-то новых, только что привезенных Мелузиной шлюх. Я еле сдержался, чтобы не пойти и не убить его.

- Хорошо, что вы не сделали этого, ваше величество,- пробормотал Аттила.- Грех отцеубийства ничем не искупается, только если закопать живьем сто тысяч крыс в полнолуние, но разве ж это кому-нибудь под силу? Все, больше не скажу ни слова.

- Ужасно, что под утро следующего дня он явился ко мне и спросил: "Что, разве ты не идешь со мной в церковь?" Я спросил его, как он может являться в храм Божий после всех своих чудовищных выходок, как не боится он гнева Господня после того, как убил свое собственное дитя, избив до полусмерти беременную жену. И вдруг он стал развивать передо мной такую философию, что по мне не просто мурашки, тараканы забегали. Состоит она вот в чем. Оказывается, по его мнению, или по мнению какого-то мудреца, внушившего ему эти мысли, нынешние люди все без исключения дураки. Они поклоняются одному Богу. Язычники, правда, тоже были дураки, ибо поклонялись множеству богов. И никому не приходило в голову, что богов может быть двое, и тогда нужно поклоняться двум богам. В чем были правы, по такой теории, язычники, в том, что поклонялись и злым и добрым богам с одинаковым рвением. Отец же теперь стал поклоняться отдельно доброму и отдельно злому первоначалу. Он считает, что если признавать господином только Бога, то рано или поздно наскучишь Ему, и Он рад только будет уступить тебя дьяволу. То же самое и с дьяволом. Если предпочитать только его, грешить и подличать всю свою жизнь без продыха, он станет презирать тебя за преданность ему, ибо преданность - уже положительная черта, а чорту подавай исключительно отрицательные, если уж служишь ему. По мнению отца, жизнь настоящего человека, а тем более монарха, должна представлять собой постоянную езду из Царства Божия в чертог Сатаны и обратно. Тогда и тот, и другой станут помогать тебе, ревнуя тебя друг к другу.

- Однако, простите, ваше величество,- снова не утерпел Аттила, уж очень его увлекла такая философия,- ведь эдак можно оказаться тем, что в народе называют "ни Богу свечка, ни чорту кочерга".

- Это если ты прохладно исполняешь свою службу тому и другому,- ответил Конрад, нисколько не раздражаясь на моего болтуна.- А отец, или тот, кто придумал эту ересь, полагает, что если рьяно и искренне служить сразу обоим, то будешь обоим и мил.

- Это как у нас в Вадьоношхазе был один малый по имени Бела,- широко улыбаясь, почесал в затылке Аттила,- который умудрялся жить одновременно с двумя женами, и обе знали об этом, и ревновали его, а любили крепко, соперничая одна с другой, чтобы он только как-то раз не остался у. одной из двух навсегда.

- Аттила, прошу тебя, оставь нас,- сказал я.

- Но я еще свою историю не рассказал, чтобы вы могли простить меня.

- Я прощаю тебя.

- Нет, так не годится. Без оправданий нельзя прощать.

- Если ты не уйдешь немедленно, то я не прощу тебя никогда! Ступай сейчас же в дом капитана Гвидельфи и жди меня там.

- Гвидельфи?... Почти Гвинельефа... Иду! Иду! Уже ушел!

Наконец он удалился, и Конрад продолжил свой тягостный рассказ. Изложив свою философию, Генрих похлопал сына по плечу со словами: "Подумай об этом, сынок". Он расхохотался своим жутким смехом и добавил: "А теперь пора идти в церковь, не так ли, Конрад?" Но ему пришлось идти туда в одиночестве, никто не сопровождал его - жена лежала в постели почти при смерти, сыну была противна сама мысль идти в храм Божий с человеком, поклоняющимся Сатане, не Мелузине же было составить компанию Генриху! Вернувшись из церкви, император отчитал всех, кто не слишком ревностно служит Богу, а вечером устроил очередную оргию.

Тем временем остававшиеся в Вероне рыцари Адельгейды - Ленц, Люксембург, фон Альтена, Лонгерих, Кальтенбах и Димитрий - возмущенные поведением императора, начали составлять план заговора против него. Кальтенбах, Димитрий и Альтена были сторонниками самой крайней меры - убить императора и провозгласить Конрада единственной царствующей особой Римской империи, используя симпатии к нему со стороны местного населения и всей южной оппозиции. Остальные воздерживались от такого резкого шага, обсуждая возможности бегства Адельгейды из Вероны в сопровождении своей преданной гвардии. Но для этого нужно было ее согласие.