Октавиан Стампас - Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

Вот, наконец, наступил день моего посвящения. Накануне меня целую неделю морили голодом и держали взаперти, почти как узника. Вдруг однажды утром ко мне пришел сам Хасан ибн ас-Саббах. Он поклонился мне, поздоровался и, сев рядом, сказал:

- Вот и пришел твой час, Жискар. Сегодня ночью звезды сказали мне, что ты уже приблизился к нам и готов войти в наше братство. Сейчас за тобой придут, и ты отправишься в дивное путешествие. Ты увидишь Фирдаус, или рай, как это принято называть у вас на западе. Ты не ел несколько дней, сейчас тебе подадут самые изысканные яства, а пока что - выпей вина, дабы подкрепить свои силы.

Он хлопнул в ладоши, и двое слуг внесли в комнату две чаши с вином, одну из которых они подали Хасану, а другую мне. Я спросил, как же он, мусульманин, может пить вино, запрещенное Кораном, и он ответил почти как некогда Христос:

- Не человек для законов, а законы для человека, и то, что не положено овцам, бывает положено пастырям. Я поднимаю свою чашу за хасасина Жискара.

Я отхлебнул. Вино было замечательное. Хасан потребовал, чтобы я выпил до дна, и мне не составило никакого труда выполнить его приказ. Он принялся нахваливать меня, уверяя, что я понравился ему с первого дня своею уравновешенностью и горделивым взглядом. Я пытался прочесть в его глазах лукавство, но у меня ничего не получалось. Я хотел отвести свой взор от его взгляда, но и это вдруг оказалось мне не под силу. Тут в комнате пронесся какой-то ветерок, и я увидел двух светловолосых юношей, чьи белоснежные одежды, в отличие от всех хасасинов были препоясаны не красными, а золотыми поясами. Они ласково заговорили со мной, и, взяв меня под руки, понесли по воздуху вверх, сквозь потолки. Я очутился на небе, светловолосые ангелы несли меня все выше и выше, в воздухе мы перевернулись вниз головой, и я хорошо помню, как испугался, что меня от таких виражей стошнит и изо рта выплеснется выпитое на голодный желудок вино. Но меня не стошнило и через некоторое время я увидел под собою иную землю, которая все приближалась и приближалась, покуда мы не приземлились на залитой солнцем поляне, на берегу лазурной реки, похожей на Луару около Нанта. И все вокруг напоминало мне родные края. Огромный мягкий ковер был расстелен на траве, и мы разместились на нем, а стройные кельтские мальчики принялись подавать нам самые роскошные кушанья - телячьи языки и сердечки, каплунов и кроликов в сметане, копченых угрей и голубей, виноград, яблоки, персики, дыни, груши, землянику и многое-многое другое. Испытывая голод, я жадно набросился на все это, и никогда в жизни мне не приходилось испытывать подобного наслаждения от еды, как там. Потом появились три девушки такой красоты, о какой можно только мечтать. Они принялись угощать меня разными необыкновенно ароматными винами, и я опьянел, но не от вина, а от страстного желания обладать всеми ими тремя. И тут они стали раздеваться... Не помню, сколько времени все продолжалось. Они ублажали и услаждали меня так, как ни одна женщина из всех, с кем мне доводилось сходиться доселе. Когда я уставал, мы бросались в воды реки и блаженно плавали в ее струях, нежных, как молоко. Силы мои восстанавливались и, выбравшись на берег, я вновь утолял свои желания с тремя великолепными красавицами... Их красота не может соперничать лишь с красотою нашей хозяйки, несравненной Елены.

- Ну, слава Богу, а то я уж решила обидеться на вас, Жискар,улыбнулась Елена.- Но вы - сама любезность. Прошу вас, рассказывайте дальше.

- Итак, это продолжалось очень долго, покуда я не уснул самым сладчайшим сном в окружении моих красавиц. А когда я очнулся, то с удивлением увидел себя снова в той самой комнате, откуда двое светловолосых юношей унесли меня в Фирдаус. Рядом со мною сидел Амбарцум, армянин, гундий, с которым я уже был знаком. Я спросил, сколько дней меня не было здесь, и узнал, что всего лишь несколько часов, да и то, тело мое неподвижно лежало в этой комнате, а душа где-то отсутствовала. Он стал расспрашивать меня, что я видел, а когда я подробно рассказал ему, он признался, что с ним, когда его посвящали в гундий, происходило то же самое, только он видел себя на берегу озера Гоар в Киликии. Затем Амбарцум привел ко мне зульфикара по имени Фахруддин ибн Йахья, который возложил мне на плечо свой меч, совсем как делают европейцы при посвящении в рыцари, и произнес надо мной короткую речь, смысл которой сводился к тому, что отныне я должен беспрекословно ему подчиняться, так как он - мой зульфикар, а я - его гундий. Так я стал хасасином. Напрасно я полагал, что начав свою карьеру хасасина, я смогу ее закончить в любой момент. О нет, спустя несколько дней я стал испытывать все нарастающее желание вновь очутиться на берегу райской реки, похожей на Луару, вновь также остро насладиться яствами, вином и женщинами, как тогда. Фахруддин объяснил мне, что я смогу повторить путешествие в Фирдаус лишь тогда, когда меня будут посвящать в зульфикары, причем, это путешествие будет более длительным и в нем меня ожидают дополнительные удовольствия. Но для того, чтобы стать зульфикаром, мне нужно быть хорошим, исполнительным и надежным хасасином, истинным воином великого шах-аль-джабаля. С повышением человека в чине у хасасинов очень строго. Как я уже говорил, у них каждый имеет трех подчиненных и подчиняется одному начальнику в составе своей тройки. Наибольшее количество хасасинов - простые гундий, то есть, солдаты. Их более сорока тысяч человек, а должно быть пятьдесят девять тысяч с небольшим.

Когда их станет ровно столько, сколько нужно, и когда у каждого зульфикара будет в подчинении по три гундия, тогда появится еще более низкий чин, чем гундии, и каждый гундий начнет набирать себе свою тройку подчиненных. Когда меня приняли в хасасины, часть зульфикаров имела в своем распоряжении только по два гундия. У Фахруддина я стал третьим подчиненным вместе с Амбарцумом и еще одним гундием по имени Фарханг, который был по происхождению курдом. Он был первым кандидатом в зульфикары в случае, если Фахруддин погибнет или повысится в чине и станет йамутом. Всего зульфикаров девятнадцать тысяч шестьсот восемьдесят три человека, и число это неизменно, так же, как неизменно количество йамутов, коих шесть тысяч пятьсот шестьдесят один человек. Йамуты, в свою очередь, тоже разделены на тройки и подчиняются алфиям, которых неизменно две тысячи сто восемьдесят семь человек. Алфии, также в составе троек, повинуются урханам, и урханов семьсот двадцать девять. Над урханами ласики. Их двести сорок три. Затем идут фидаины, которых восемьдесят один. Над ними - двадцать семь рафиков, над рафиками - девять даев, над даями - три дай-аль-кирбаля, а над последними, как вы уже знаете, сам шах-аль-джабаль Хасан.