Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

И он захохотал, одновременно поохивая и постанывая и хватаясь то за один бок, то за другой. Признаться, такой несусветной ереси, заслуживавшей отдельной исповеди и покаяния, я и сам несказанно обрадовался.

- Вот как! Так, значит, я наподдал собственной тени, приняв ее за еще одного гневного рыцаря Прекрасной Дамы, - поддержал я шутку Гвидо.

- Мессер, теперь как раз приходит черед Дамы, - с хитринкой проговорил Гвидо, растирая слезы и еще не высохшие потеки крови. - Очень прошу вас, сделайте милость, подите к ней сами, а то она теперь очень стесняется. Если вы не простите ее, то девица сегодня же сляжет, а назавтра испустит дух. Уж поверьте мне, так оно и случится.

Итак я получил себе верного вассала, однако собственные кости и мышцы вдруг изменили мне. Не столь крепкими, как раньше, шагами я поднялся по лестнице, а когда, затаив дыхание, ступил в заветную комнату, то и вовсе запнулся за едва приметный порог.

Фьямметта сидела на постели, не шевелясь и закрыв лицо руками.

- Это вы, мессер? - тихо спросила она, не отрывая ладоней от глаз

- Я, - ответил "мессер" с тяжким вздохом.

- Прошу вас, не смотрите на меня, - прошептала она еще тише, - а то совсем сгорю от стыда.

- Не бойтесь пожара, сударыня, - ответил я ей, немного осмелев. - Я постараюсь погасить пламя.

Она опустила руки, и я увидел, что глаза ее полны слез, самых искренних и настоящих.

- Я очень-очень дурно поступила с вами, мессер, - проговорила она, давясь рыданиями. - Простите меня. Я пойду к исповеди и попрошу у священника самую суровую епитимью.

- Поберегите свой цветущий вид, сударыня, - сказал я. - И не забывайте, что я первый, кто должен попросить у вас прощения за свою гнусную выходку. Мой грех хуже вашего. Я теперь богат, а позволил себе поддаться искушению лукавого и пойти на такую подлую и унизительную для вашей чести месть. Простите меня, сударыня!

И я припал перед ней на колено.

- О, как вы благородны, мессер! - простонала красавица и едва не повалилась без чувств на подушки. - Поверьте, мы с братом заслужили именно такой мести. Нас нужно было проучить как раз таким образом. Так вы больше не сердитесь на меня, мессер?

- Буря давно прошла, сударыня, - вздохнул я, любуясь ее устыдившейся грехов красотой.

Фьямметта же, посмотрев на меня из-под ресниц, вдруг опять разрыдалась.

- Я же говорю вам, сударыня, что буря давно миновала, - подойдя к ней и с трепетом взяв ее теплую руку, настойчиво повторил сын магрибского эмира. Мы с вашим доблестным Гвидо уже едва не побратались до гробовой крышки.

Слезы брызнули из глаз красавицы еще сильней, и я потерял всякое понятие, как же мне унять этот потоп, еще не успев погасить вселенское пламя ее стыда.

- Как же мне вас успокоить, сударыня? - так простодушно и спросил я.

Фьямметта отняла у меня свою руку и, глядя в сторону, горестно вздохнула.

- Вы такой благородный человек, мессер, каких я никогда в своей жизни и не встречала, - проговорила она, крепясь и никак не желая оборачиваться. Вот если бы такой благородный человек, как вы, взял бы меня в жены, то я бы всю жизнь была ему верна, как Бавкида своему Филемону... А отчего это у вас, мессер, такой странный взгляд? - тут же изумилась она, как только вновь обратила ко мне свое прелестное личико. Вид мой и вправду мог показаться не только странным, но и, прямо говоря, придурковатым. Даже родившись заново на дне пустого колодца, я оказался не столь растерян, как теперь, в эти мгновения.

- Разве я вам не нравлюсь, мессер? - довершала свой победоносный поход Фьямметта. - Разве не хороша собой?

- Столь прелестных собою дев, как вы, сударыня, я и не встречал в своей жизни, - пролепетал наконец бывший сарацин.

- Что я говорю! - кокетливо прищурилась Фьямметта, и слезы ее стали быстро высыхать, вроде росы под жаркими лучами солнца. - Да, мессер, приданым я похвалиться не смею. Зато моим приданым станет моя преданность вашей милости и моя любовь. К тому же в моих жилах течет благородная кровь древнего рода Буондельвенто, и по этой части не сомневаюсь, что я вам ровня.

- Может статься, напротив, как раз я и окажусь той ложкой худородной кислятины, что испортит древнее и славное вино, - переведя дух, открылся я этой чаровнице.

- Вот и чудесно! - всплеснула руками Фьямметта. - Тогда мы и вовсе квиты. За чем же стало дело, мессер?

Я молчал, потупив взор.

- Может быть, ваше сердце уже несвободно?! - услышал я задрожавший от гнева и муки голосок. - Может быть, вы уже дали обещание какой-нибудь красотке?!

Я продолжал молчать, не в силах выдавить из себя ни слова.

- Тогда я не знаю, что сделаю! - подняла новую бурю Фьямметта. - Я готова убить ее!

Тут я поднял глаза и увидел, что рука Фьямметты сжимает забытый мною кинжал, вынырнувший из складок покрывала или платья красавицы.

- О, прелесть моя! - взмолился я. - Все, что угодно, только не это!

Вид занесенных над жертвой кинжалов был для меня уже слишком привычен и слишком невыносим.

- Фьямметта! - решительно обратился я к ней, ибо блеск острия сразу привел меня в чувство. - Прошу поверить мне на слово: кроме одного обещания, данного человеку, который спас меня ценой своей жизни, более никаких обещаний я никому не давал. Но, "сестренка", тебе - а я осмеливаюсь называть вас, сударыня, на "ты" - тебе пока ничего толком не известно о моей запутанной жизни, и я пока вынужден умолчать о ней. Знай же, что в любой день и час я могу оказаться нищим и отверженным. Что ты будешь делать тогда?

- Деньги можно отнять - это мне уже известно, - твердым голосом отвечала мне Фьямметта, больше не отводя глаз. - Зато никто и никогда не сможет отнять у девушки любви и верности, если только она сама не захочет расстаться со своей честью. А вы, мессер... О, Пресвятая Дева! Что же я такое говорю! - воскликнула она, и снова закрыла руками лицо.

- Тогда честью прошу вас, сударыня, - взмолился я к ней, осторожно потянув к себе ее руку и притрагиваясь к нежной руке губами, - ничего не требуйте от меня сейчас. Дайте мне год, ровно один год, который мне необходим на восстановление своих законных прав в этом несправедливом мире. Я обещаю через год дать вам единственный и бесповоротный ответ. А пока позвольте мне только носить на своем головном уборе любимые цвета вашей милости.

- Если же вы не Андреуччо ди Пьетро и не сарацин Абд аль-Мамбардам, то каково же ваше настоящее имя? - торжественно спросила Фьямметта. - Я обязана знать имя, дабы посвятить вас в рыцари Голубой Незабудки.

- Этого-то законного сокровища я и лишен, сударыня, - ответил я, облившись холодным потом. - У меня отнято имя, и я теперь не знаю его.

- Как же такое может быть?! - испуганно воскликнула Фьямметта.

- Представьте себе, случается, - вздохнул я. - Рассказывать долго, и многое по сей день мне непонятно самому. Скажу коротко: у меня была отнята память, а вместе с ней - и мое имя.