Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)

«Но откуда вы это знаете?»

«Я знаю все, что знаете вы».

Я покачал головой: «Не понимаю».

Конкордия Аристарховна с сожалением заметила: «Все же вы недалекий человек. Вы бы никогда не сумели понравиться Коре».

Я хотел обидеться, но звякнул мобильник. «Тебе еще не надоело, что тебя разводят? – прочел я эсэмэску. – Отправь 100 СМС с текстом «Я НЕ ЛОХ» на номер 5454 и ты докажешь, что ты не лох».

«Отключите свою машинку».

Я кивнул. Я чувствовал ужасную усталость.

«Конечно, у вас бывают прозрения, – примирительно сказала костенурка, – но все же вы недалекий человек. Можете обижаться, пожалуйста, это ничего не изменит. Вы умеете строить, отдаю вам должное, но стропила еще не возведены. Вы никак не поймете, – костенурка не читала мои мысли, нет, она просто думала, как я. – Вы никак не поймете, что сама по себе история не существует. Ее придумывают. Когда-то ее придумывали племена каменного века, потом египтяне, хетты, ассирийцы, сарматы, гунны, славяне, сами можете продолжить список. История существует в том виде, как она изложена в учебниках. Кажется, я уже говорила это. Или вам кто-то говорил, не помню. В русских, американских, немецких, эстонских учебниках. В том виде, в каком была высечена на глиняных табличках, расписана в летописях. Она всегда своя для той или иной страны. Более того, в каждой отдельно взятой стране, – она усмехнулась, – история отличается от самой себя, иногда весьма кардинально, потому что в одном веке у людей одни ценности и стремления, а в другом – совсем иные. Да что это я, право, поучаю вас? Это же вы меня создали, а не наоборот. Мои знания – ваши знания. И наоборот. Историю нельзя ни дописать, ни придумать, но она дописывается и придумывается постоянно – все новыми и новыми миллионами, миллиардами людей. Те нейроны мозга, назначение которых ставит в тупик ученых, может, как раз для того и даны, чтобы поддерживать бесконечное количество возможных вариантов нашей истории. Для чего нам нужно так много? Это вопрос к доктору Григорию Лейбовичу. Я не отвечу даже на арамейском».

«Но роман – это всего лишь роман».

«Не забывайте, его прочтут многие. Он не закончен, но он уже существует. В тысячах умов, заглянувших в его начало. А история – это коллективное сознание, сколько можно повторять это. По-настоящему существует и развивается только то, что существует и развивается в коллективном сознании. Начало вашего романа прочли многие. Вопросы к вам копятся. Уйдет ли майор из города? Спасется ли профессор Одинец-Левкин? Доберется ли он до Шамбалы? Вдруг воплощенные вожди Страны счастливых действительно захотят поделиться известной им лучевой энергией с воплощенными вождями партии? Неважно, как вы ответите. Главное, ответить. Дописывайте свой мир, он войдет в учебники какого-то другого времени, как в нынешние учебники вошли нелепые прошлые летописи, книги, партийные документы, дознания секретных служб. Профессор Одинец-Левкин, майор Каганов, сержант Дронов, Л и са, ночной городок с рабочим клубом, парками, тайной тюрьмой – благодаря вам это уже вошло в сознание многих. Поставьте последнюю точку, соберитесь с силами, иначе все рассеется, как морок. Мы окружены бесчисленными мирами. Они все время возникают и возникают. Их мириады, этих миров – досказанных и недосказанных. Можно смеяться над доктором Григорием Лейбовичем, но, может, ченнилинговые каналы как раз и являются необходимыми переходами из виртуальных миров в миры реальные и обратно. Сложные, долгие ходы между множественными мирами. Разве не обидно? Вы строите, а ублюдки и халтурщики вновь и вновь нарушают гармонию, заводят нас в лабиринт. Допишите роман, прошу вас. Допишите ради… – Она улыбнулась. – Ну, хотя бы ради Коры… – Теперь ее выцветшие глаза смеялись. – Пусть хотя бы в вашем мире герои найдут то, что они искали. Пусть мой брат доберется до Ойротии, не препятствуйте ему. Пусть Л и са останется при нем. Пусть профессор Одинец-Левкин увидит Шамбалу…»

«А если я не смогу? Если я совсем разучился?»

«Тогда грош вам цена, – костенурка хищно оскалила белые великолепные зубы. – Тогда вас забудут. Вас будто не было, понимаете? Оставайтесь в ничтожестве. Придумывайте свои никчемные игры, переписывайте чужие книжки, оставайтесь главным свойством пустоты! Ваши игры и книжки в каждом магазинчике. Даже музыка врет, а раньше этого не умели. – Она кивнула презрительно. – Я сделала все, чтобы подтолкнуть вас. И Кора пыталась. И Л и са, бледная, жалкая немочь, пыталась вас подтолкнуть. И эта миленькая капитан милиции Женя Кутасова, и майор Каганов, и несчастный карлик с затылком, обросшим мхом, и все, все, даже плохие девчонки из «Кобры», пытались вас подтолкнуть. Теперь вы имеете права ссылаться на отсутствие памяти, Сергей Александрович, кто, собственно, помнит историю? Может, мы и ничтожества, но мы придуманы вами. Так не оставляйте нас в конце пути, не обрывайте дыхание. Забросьте в мутное коллективное сознание мысль о том, что мы были , что мы есть , что прекрасное и дурное всегда рядом, что другая жизнь всегда возможна и так же всегда следует добиваться цели».

«А если я не смогу?»

Конкордия Аристарховно холодно усмехнулась:

«Тогда придут падальщики. Они с удовольствием допишут вашу историю. В своем варианте, конечно. Они отдадут профессора Одинца-Левкина моему неутомимому брату, а бедную Кору – сержанту Дронову. Вы хотите, чтобы я еще и с ним жила? Мало мне полковника СС и оливкового советника? Паша все ваши начинания превратит жалкий альтернативный роман. Наслаждайтесь, наслаждайтесь моим городом! Если вы не сможете, если вы не продолжите свою работу, люди запомнят именно Пашины кривляния, а вы так и сгорите безвестно в своем вонючем ночном самолете и, воплотившись в смердящего пса, скуля, побежите под ногами лошадей».

«Но зачем вам все это?»

«Я хочу прожить свою жизнь».

Конкордия Аристарховна помолчала. Потом сказала:

«Помогите моему брату уйти. Пусть он пересечет пустыню. Он спас меня. Пусть в самом наихудшем варианте, но все-таки спас, и в ответ я тоже хочу спасти его. Пусть он доберется хотя бы до озера Джорджей Пагмо. Это не подсказка, это отчаяние. Если не до Шамбалы, то пусть он доберется хотя бы до озера Джорджей Пагмо. Там жить нельзя, нет никакой растительности, только со стороны Шамбалы доносятся приятные звуки. Но если искупаешься, если вода озера коснется твоего тела, ты попадешь в рай. А если отопьешь чистой воды озера, будешь освобожден от последствий грехов на последующие сто жизней. Даже зверь, искупавшийся в озере, попадет в рай. Мир устал от страданий. Доведите героев хотя бы до озера».

Когда ты захочешь плакать, позови меня.