Александр Казанцев - Дар Каиссы (сборник)

Давно я, фантаст и этюдист, мечтал совместить фантастику и шахматы в одной книге. Читатель, следя за судьбой героев, мог бы открыть красоту шахматной борьбы и заметить схожесть приемов мышления за доской и в жизни. «Твори, выдумывай, пробуй!» – изобретательская заповедь Маяковского применима и на шестидесяти четырех клетках, которыми якобы воспользовалась богиня шахмат. Каисса для своего подарка людям. И вот книга, включившая в себя мои избранные этюды, написана. Мне хотелось, чтобы ее мог читать и не шахматист. Читателю судить, как удалось это. Но если он, не искушенный в шахматах, заинтересуется мудрой игрой, я буду счастлив.

Ветер пронесся над городом. Он столбами закручивал пыль на немощеных улицах, белыми чайками, никогда сюда не залетавшими, гнал над речкой бумажки. В печных трубах домов, не переведенных еще на нейтральное отопление, нечистой силой выл, как в старых русских сказках.

Деревья в городском саду гнулись, трепеща ветками. За далеким лесом на том берегу громыхало. Но дождь не начинался.

Железную урну в городском саду повалило и покатило по чисто выметенной дорожке. За ней гнались два листка бумаги. Один из них застрял на скамейке с изрезанной перочинными ножами спинкой.

Капитан милиции Гусаков тяжелым шагом вошел в кабинет.

– Так вот, капитан, – майор Степин поднял глаза от новой папки с тремя одинаковыми бумажками. – Дело нешуточное. Как-то в погранотряде взяли мы нарушителя. Смотрел ясными глазами и клялся международной солидарностью. И обнаружил при нем всего лишь шахматную задачку. Был у нас один мастак по шахматам, вроде вас, Гусаков. Знаю, вы у заезжего сеансера партию выиграли. Пограничник решил задачку, и кодом она секретным оказалась. Вот так. Понятно?

– Ясно, товарищ майор. Посмотреть бы ее.

– Другую задачку покажу. Для того и вызвал. Чепе!

Офицер Гусаков был по партийной линии направлен из армии на следовательскую работу и слыл уже в новом деле докой.

– Вот, – сказал Степин, вынимая из дела бумажку. – Изучите. Потом куда следует передадим.

В городском саду было по-утреннему тихо, безлюдно. Ничто не напоминало вчерашнего ветра. Дворники подметали дорожки и косились на капитана милиции, грузно шагавшего к обрыву.

В воздухе несло с реки рыбой и чуть попахивало дымком. Это от заводской трубы на том берегу. В глубине сада ее не увидишь из-за разросшихся деревьев, которые сажал здесь в пионерские годы сам же Ваня Гусаков.

Внизу плескались в воде ребятишки, вырвавшиеся на лето из школы. Вот и скамеечка с вырезанными на спинке именами: «Ваня + Катя», «Маша с Юрой». Вечерами здесь сидят влюбленные парочки. Гусаков устроился на скамейке и погрузился в изучение «листовки».

Листок ученической тетради по арифметике. На клеточках старательно заштрихована доска и нарисованы шахматные фигуры. Детским почерком сообщалось, что «белые начинают и делают ничью», а также по какому адресу следует прислать правильное решение и отзыв на произведение.

Иван Тимофеевич еще некоторое время посидел, внимательно изучая «листовку», потом направился по указанному в ней адресу.

Дверь открыл мальчик лет тринадцати, с подвижным лицом и поразительно живыми карими глазами.

– Каникулы, значит, – сказал Гусаков, здороваясь.

Мальчик тряхнул запущенными волнистыми волосами.

– Та-ак, – тянул Иван Тимофеевич, оглядываясь вокруг. – Человек я у вас новый, временный. Кто у вас тут проживает, кто прописан и все такое?

– Здесь Куликовы живут. А я – Костя, в седьмой класс перешел.

– Это хорошо, – кивнул Иван Тимофеевич, осматриваясь в передней. – Адрес тут ваш дан… и будто бы ничью можно сделать.

Мальчик вспыхнул:

– Неужели вы из-за этого? Вы первый! Честное пионерское. Еще никто не решил. Я не думал, что так трудно.

– А там ничьей вовсе и нет, – заявил Гусаков.

– Как так нет? – запротестовал мальчик. – Давайте я сейчас вам покажу. Вы проходите в комнату, я шахматы мигом расставлю…

Иван Тимофеевич сел на стул, рассматривая обстановку чисто прибранной комнаты, Темная полированная мебель. А кровать совсем светлая. Над ней фотография летчика.

Мальчик расставил на шахматной доске знакомую Гусакову позицию:

– Вот смотрите. Черного короля надо запереть, чтобы он не выпустил свою ладью, – 1. Кe3!

– Это мы понимаем, – кивнул Иван Тимофеевич. – А мы твоего коня пешечкой турнем – 1… d4. Не угодно ли убраться?

– Так в этом все и дело. Теперь белые играют 2. Кf5.

Мальчик залез обеими ногами на стул. Встал на коленки.

– Ишь, какой хитрый. Хочет меня на вилку подцепить. Не выйдет, молодой человек. У нас еще есть порох… на базе снабжения. Пожалуйста: 2… h4!

Костя даже подскочил от возбуждения и с размаху поставил коня на g3.

– В этом соль! После 3. Кg3 вам нечего делать.

– Как нечего? Взять коня можно, а можно и мимо пешкой проследовать.

– И прекрасно! Если пройдете пешкой, я возьму ладью конем, вы заберете коня, а я встану королем на f2, и вам пат. Заметьте, черным пат! А если возьмете коня пешкой – 3… h:g3 то 4. Кре2! и теперь любой ход черных ведет к пату или белым или черным. Еще два пата, всего три! Смотрите: 4. Крд2, и белым сразу пат! А если 4… g2 5. Кре1 и черным еще раз пат!

Гусаков некоторое время смотрел на доску.

– Так… взаимопат, говоришь? А теперь, чтобы мы с тобой взаимно пат получили и с ничьей разошлись, скажи-ка мне, друг Костя, зачем ты эти листовки придумал?

– Как зачем? – удивился Костя. – Чтобы люди знали. А если бы я картину нарисовал в нескольких экземплярах и по воздуху пустил? Это тоже плохо?

– Вот это мы сейчас и разберем. Выходит дело, устроил ты собственную воздушную газету с бесплатным распространением. Что ж, тебе подписных изданий мало?

– Я боялся в журнал послать. Забракуют еще…

– Ишь, ты! С гонором мы! Неудач боимся!