Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

– Вы же сами не позволяли прикасаться… Овесян кивнул головой, взобрался на высокий табурет.

– Ну?

– С водородом ничего не выйдет? – с укором спросила Маша.

– Нет, почему же, – снова усмехнулся академик. – У других получается. Тяжелый водород сливается с тяжелым или со сверхтяжелым, дейтерий с тритием… Ну и… Миллионы градусов… миллионы атмосфер!..

– Так ведь это же взрыв! – возмутилась Маша. – Разве это – «получается»? Я никогда не забуду картины, которую вы когда-то нарисовали… одной глупой девочке… Помните? Холодные шары в мертвом мраке, бессмысленное движение безжизненных космических тел…

– Так, так… – поощрительно кивнул академик.

– Так что же вы думаете? – требовательно спросила Маша.

– Что я думаю? Вот вспоминаю свою последнюю встречу с великим физиком Нильсом Бором, когда он приезжал в Москву. Он сказал тогда нам, что будущее физики – в совершенно новом подходе к привычным явлениям. Нужна новая безумная идея, которая поставила бы все вверх ногами!.. А мы все долбим, долбим…

– Безумная идея? Тогда… – Маша замолчала. – Я должна буду кое-что принести вам, Амас Иосифович.

– Что еще?

– Это осталось у меня от отца… Он был инженер, конструировал гиганты-экскаваторы на Уралмаше, а во время Отечественной войны испытывал на фронте изобретенные им управляемые на расстоянии танкетки, взрывавшие тапки.

– А, помню, помню! Так при чем тут они?

– Дело не в них. Вы увидите. Я принесу вам записки отца, сделанные в блиндаже. Он мечтал когда-то стать писателем. Писал много, но не публиковал. Когда я стала физиком, он вспомнил о старых своих записках и передал их мне, сказал: «Может быть, пригодится».

– Это что? Его безумные идеи?

– Я не знаю… насколько безумные… Но не его.

– Давайте, тащите! Нужно ставить все вверх ногами… или с головы на ноги.

Овесян долго разглядывал принесенную Машей старую тетрадь в клеенчатом переплете. Потом стал жадно читать:

«…Это рассказ не обо мне, пишущем эти строки, а о моей встрече с удивительным человеком, лейтенантом Ильиным.

Это был невысокий плотный человек, душевно мягкий и хорошо воспитанный. Он тотчас вскакивал, едва я во время разговора с ним почему-нибудь поднимался. Мне даже становилось неловко. Поначалу я думал, что виной тому моя шпала военного инженера третьего ранга против двух его кубиков артиллерийского лейтенанта. Но потом я понял, что это просто черта его характера.

Мы с ним встретились на Керченском полуострове в трагические дни немецкого наступления.

Я возглавлял особую группу Главного военно-инженерного управления, в задачу которой входило испытать в бою мое изобретение – управляемую на расстоянии по проводам противотанковую танкетку-торпеду.

Кроме нескольких сухопутных торпед, на вооружении моей группы был еще легкий танк, внутрь которого была встроена передвижная электростанция-генератор, питавшая током моторы торпед.

Маленький артиллерийский лейтенант заинтересовался нашей новой техникой, с любопытством рассматривал ее, но заметил однажды, что расстилавшийся за танкеткой провод легко перебить снарядами или миной.

Конечно, это было уязвимым местом наших «жуков», как называли мои торпеды в армии.

Рядом с лейтенантом стоял сам командир дивизии, грузный озабоченный полковник, который сразу рассердился на слова лейтенанта.

– Ежели бояться снарядов и мин, так и воевать нечего! А тебя послушать, так и линию связи тянуть нет смысла: вдруг перебьет снарядом.

Артиллерийский лейтенант щелкнул каблуками и согласился с начальником. Тот продолжал, поучая:

– Важна неожиданность. Торпеды – оборонное средство. Их надо выпускать из укрытия, из-за угла, из-за поворота, из леса, а не гнать с разматывающимся проводом через простреливаемое поле. Воевать надо уметь. Вот так.

И он ушел, погруженный в свои заботы, отвечающий за тысячи жизней.

Он был из тех командиров, которые недавно смелой высадкой на Керченском полуострове отбили его у гитлеровцев и теперь держали оборону, сковывая силы врага, мешая ему развивать наступление на материке.

Полковник обстоятельно объяснил мне задачу. Он, видимо, верил в торпеды. Однако главную надежду все-таки возлагал на противотанковую батарею Ильина.

По указанию командира дивизии наши танкетки-торпеды были тщательно спрятаны и замаскированы. Танк-электростанция расположился за холмом.

Мои помощники, инженер Катков в солдатской шинели и воентехник первого ранга Печников, из специально сделанных укрытий должны были управлять торпедами.

Батарея Ильина стояла рядом с нашей позицией. Мы с артиллеристом ночевали в одном блиндаже.

Здесь, после ужина, когда он отказался выпить даже чарку водки, в полутемном блиндаже с коптилкой на столе и произошел наш странный разговор, который я, придавая ему особое значение, постараюсь воспроизвести, как говорится, стенографически. Я почему-то признался новому знакомому в своей мечте сконструировать такую машину-экскаватор, которая одна заменила бы тысячу машин.

– Знаете ли, товарищ военинженер, – в свою очередь признался лейтенант, – а я даже и здесь не могу забыть наших физических проблем. Ведь я физик.

– Да, сейчас проблемы другие, – заметил я.

– И все-таки. Проблема познания останется всегда главной.

– Это правда, – согласился я, борясь с собой, чтобы не клевать носом.

Разведчики донесли, что гитлеровцы концентрируют силы. Атаки можно было ждать каждую минуту.

– Люди могут сражаться, отдавать свои жизни за правое или неправое дело, но законы природы остаются прежними, и грядущая цивилизация будет основана на правильном их понимании. Взять, например, структуру вещества…

– Ну атомы… Элементарные частицы, – отозвался я, решив, что разговор отвлечет нас от сна, поможет быть наготове.

– Конечно, вы инженер, а не физик, – сказал лейтенант Ильин. – Но мне хотелось бы вам высказать несколько теоретических мыслей. Признаться, я даже оставил усы до той поры, пока не опубликую своей работы. Но кто знает, что случится хотя бы этой ночью, успею ли я когда-нибудь рассказать о том, что открыл…

– Открыли? – насторожился я.

– Ну, может быть, это еще рано сказать. Дело не в открытии, как таковом, а в модели элементарной частицы, как я ее себе представляю.

Лейтенант увлекся, склонясь над досками стола. Коптилка освещала часть его лица и один ус. Говорил он тихим голосом, терпеливо относясь к тому, что я не всегда сразу его понимал и переспрашивал.

– В девятнадцатом веке атом считали неделимым, – начал он. – Но в наш, двадцатый век разгадали строение атома.

– Ну да, конечно, центральное ядро, вокруг кружатся электроны, как планеты вокруг солнца.