Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

Голос в репродукторе прервался. Тщетно щелкал Виктор рычажками. Ни в репродукторе, ни в телефонной трубке не было слышно характерного фона.

В ужасе Виктор опустился на диван.

«Связь прервана!»

Внизу трещали молотки. Виктор откинулся на спинку дивана. Через верхнее окно виднелась не зеленая, как минуту назад, а черная, словно нефть, вода.

«Значит, льды уже над кессоном. Теперь… не подняться! Неужели смерть?» Он, геолог Омулев, который подавал такие надежды, не будет существовать!.. Через несколько часов он будет лежать на этом диване с темными кругами перед глазами, судорожно глотая воздух, раздирая рубашку на груди, задыхаясь… Это невозможно! Почему именно он должен умереть?!

Как пьяный встал он с дивана. Ноги подгибались. Он ухватился за стену больной рукой, но даже не заметил этого. Лоб покрылся испариной. Пот стекал на глаза.

Виктор поплелся к лестнице, чтобы рассказать всем о грозящей гибели. Все его существо протестовало. Он готов был кричать. Шум работающих в такую минуту механизмов казался ему кощунством.

Льды надвигались на гидромонитор. Ветер пригнал их из-под полюса – матерые, старые, лютые, видавшие виды льды, с рубцами и морщинами торосов, следами ледовых боев. Холодная, ледяная броня, равнодушная к любым ударам стали, надвигалась на корабли неотвратимо, тупо, грозно.

Федор Терехов приказал кораблям-холодильникам и транспортникам отходить на юг. Одновременно он дал приказ шести ледоколам из других групп прийти на помощь гидромонитору. Тяжелые ледоколы подходили один за другим.

Гидромонитор уже отнесло на юг ст места, где лежал на дне кессон. Предстояло прорваться к северу, но действовать надо было только вместе с остальными ледоколами. Такие льды не под силу даже гидромонитору.

Ходов прилетел на вертолете.

Начальник строительства был взбешен поступком Алексея. Щеки его провалились больше обычного. Под кожей ходили желваки. Глаза мрачно горели.

Сойдя на палубу, он скомандовал подбежавшему радисту:

– Связь с Москвой… с Волковым, немедленно!

– Я и хотел вам доложить, Василий Васильевич, не успел… Товарищ Волков у микрофона. Ждет вас.

– Так чего же вы молчали? Он прошел в радиорубку.

– Поля страшные, товарищ Волков, – сразу сказал он в микрофон. – Допускаю, что ледоколам не выдержать такого боя. Люди на дне…

– Понимаю, – ответил спокойный голос.

– Примем все меры, товарищ Волков, но…

– Хорошо. Все ясно. Бейтесь со льдами. Я поговорю сейчас с командованием воздушными силами.

– Я понял вас, но считаю долгом напомнить… здесь мелко… слой воды может не предохранить кессон… Бомбить нельзя.

– Я сообщу вам, что мы предпримем со своей стороны, однако ищите свое решение и рассчитывайте пока только на свои силы.

Ледокол содрогнулся. Ходов ухватился рукой за край стола. Палуба под ними стала покатой, накренилась от носа к корме. Снаружи через переборки донеслось шипение, словно пар вырывался из предохранительного клапана.

– Что там у вас? – спросил Волков.

– Началось, – коротко ответил Ходов.

– Сообщайте каждые четверть часа.

Прямой, несгибающийся, будто деревянный, шагая непомерно широко, Ходов направился на капитанский мостик.

У борта из длинного ствола, похожего на зенитное орудие, вырывалась тонкая струя, врезавшаяся в лед. Там, где она его касалась, вверх вздымались клубы пара, словно струя была из расплавленной стали.

Ходов взбежал по трапу. На мостике стоял Федор Терехов. Его сощуренные глаза, направленные на грозное ледяное поле, словно примерялись, прицеливались.

Сейчас капитан отнюдь не думал о спасении людей, погребенных на дне, не вспоминал даже о друге. Он видел перед собой только противника – льды. Ожесточенно спокойный, он вступал в бой, расчетливый, ловкий и упорный.

В другое время он никогда не пошел бы на штурм такого льда, но сейчас…

– Вперед, до полного, – скомандовал он.

Штурман, стоявший у ручки телеграфа, тотчас перевел ее.

Корпус ледокола, перед тем отступившего для разбега, задрожал от предельного напряжения.

Все быстрее вращались винты. Вскипала вода за кормой. Ошалело крутились там разбитые льдины, как раненые звери, ныряли в воду. Со всего разбега налетел корабль на край ледяного поля В буфете кают-компании задребезжала посуда. За кормой бесновался водоворот.

Ледяная стена преградила ледоколу путь. Но он, упершись в ее кромку, все лез вперед. Его нос был уже на снегу. Со звоном шипели гидромониторы. Две гигантские раскачивающиеся шпаги рассекали лед. Но они не могли пробить его на всю глубину. Если метровый, даже полутораметровый лед полностью разрезался водяной струей, то этот могучий паковый, толщина которого была не менее трех метров, лишь надрезался.

На подпиленную льдину ледокол вползал подобно допотопному бронтозавру, выбиравшемуся из лагуны. Тысячетонной тяжестью налег он на ледяную броню, силясь продавить ее. Лед словно напрягся из последних сил, стараясь выдержать непомерный груз, но ему были нанесены тяжелые раны водяными шпагами, и белая броня не выдерживала, трескалась. Трешины лучами разлетелись от пропилов, бороздя поверхность льда. Ледяное поле провалилось под ледоколом.

Вновь зашипели струи, распиливая не тронутый еще лед.

– Назад, – командовал Терехов.

Вскипала вода за кормой, разбитые льдины ныряли и выскакивали из воды. Ледокол отходил для нового разбега.

И опять обрушивалась стальная громада на неприступную ледяную крепость, рвалась в наметившуюся уже брешь между ровными пропилами гидромониторных струй.

Выбирая себе наиболее трудную часть поля, Терехов штурмовал лед. Он указывал по радио другим шести ледоколам более легкие для штурма места.

Ходов наблюдал за борьбой, и румянец покрыл его худое лицо. Он крепко сжимал холодные поручни, не замечая того, что был без перчаток.

То отступая, то кидаясь вперед, все семь кораблей общими усилиями откалывали от края ледяного поля кусок за куском.

Исчезла обычная сдержанность Терехова, его сухость. Глаза его горели, лоб был мокрым. Говорил он отрывисто, казалось бы, спокойным голосом, но в этом голосе чувствовалось внутреннее напряжение и радость борьбы. Федор быстро перебегал с одного конца мостика на другой, снова приглядывался, прицеливался, выбирал.

Как опытный полководец, наносил он удары. Мысленным взором намечал будущие трещины, подобные стрелкам на штабных картах наступления!

Да, для Терехова это было наступление!

Он бил вглубь, чтобы где-то там сошлись бегущие с разных сторон от штурмующих кораблей трещины. Он окружил этими трещинами нетронутые белые пространства, как в прорыв, направлял в образовавшиеся расщелины стальные свои чудовища, брал огромную льдину в клещи, изолировал ее от ледяного поля и уничтожал последним ударом мощного гиганта.