Александр Казанцев - Том (4). Купол надежды

Больные уже вставали с постели, медленно выздоравливая, и набирались сил.

– Мы бы еще долго валялись, если бы не вы, Аэлита, – говорил Николай Алексеевич. – А вот теперь докучать стали вам всякими прожектами. Сами виноваты. Не надо было нас выхаживать.

– Ну что вы, Николай Алексеевич! Мне самой так интересно слушать о предполагаемой модели. Право-право! Показать на деле в реальном Городе-лаборатории, как надо жить новым поколениям! Показать во всех деталях! Это же замечательно! Честное слово!

– Вот Вальтер Шульц считает, что в таком городе следует пользоваться только солнечной энергией.

– Только солнечная энергия отразит в модели грядущего энергетику, – подтвердил немец.

– Но почему? – интересовалась Аэлита. – Разве термоядерная плоха? Ученые уже вплотную подошли к управляемому синтезу элементарных частиц.

– Найн, фрейлейн, найн! – горячо запротестовал Шульц, потом перешел на более спокойный, то есть более трудный для него английский язык: – Будущее человечество не сможет позволить себе ничего сжигать, будь то каменный уголь, уран, дрова или нефть! Это нарушает тепловой баланс планеты.

– Тепловой баланс? – удивилась Аэлита.

– Наша Земля, сама являясь источником тепла, миллиарды лет получает от Солнца определенное количеству энергии. Часть ее расходуется на биологические процессы, а остальное излучается нашей планетой в космос. Установилось равновесие, определяющее нынешний климат Земли. По мере роста энерговооруженности в энергобаланс вносится новый член уравнения – энергия сожженного топлива (и ядерного тоже). До недавнего времени это было слишком маленькой добавкой, но по мере роста энерговооруженности она становится заметнее. И не исключено, что когда-нибудь средняя температура планеты поднимется на два-три градуса. Достаточно, чтобы нарушить устоявшийся климат Земли. Начнут таять гренландские, арктические и антарктические льды. Уровень воды в океанах поднимется (подсчитано, на пятьдесят метров!). Затопит все порты и индустриально развитые страны. Вот почему, моделируя будущее человечества, надо ориентироваться только на солнечную энергию. Не обязательно солнечные батареи, знакомые нам по космическим объектам. В распоряжении людей на Земле есть другие «термопары».

– Нагретое, холодное? – спросила Аэлита.

– Да, хотя бы теплые поверхностные слои океана и холод его глубин. Французский инженер Клод давно построил действующую установку такого перпетум мобиле особого рода. В наше время осуществить это в широком масштабе не составит труда, как стремятся сделать, несмотря на затраты, например, в Японии.

Аэлита любовалась Вальтером Шульцем, страстной увлеченностью, которая удесятеряла его силы. Она заметила, с каким одобрением слушает его Анисимов.

Аэлита вздохнула. Надо бежать на почту, где заказан очередной телефонный разговор с Ниной Ивановной, сообщить о состоянии Николая Алексеевича, расспросить об Алеше, о доме.

Когда Аэлита возвращалась с почты в больницу, ее повстречал доктор Танага.

– Молодая госпожа, почтенная Аэри-тян! Могу ли рассчитывать на ваше внимание?

– Конечно, Иесуке-сан. Я слушаю. У вас, наверное, хорошие вести? Наши больные все заметно поправляются. Все-таки вы оказались правы, а не профессор Шварценберг.

– Увы, почтенная Аэри-тян. Профессор никогда не может ошибаться. У него европейский авторитет.

– Но ведь не «болезнь Шварценберга» существует, а синдром Танаги, который надо лечить не антибиотиками, а разработанными вами средствами.

– Так было, пока недуг лишил дара слова самого Шварценберга. Теперь речь вернулась к нему. И в первых словах…

– Выразил радость по поводу начавшегося выздоровления участников симпозиума?

– Выздоровление он приписал вовремя примененным антибиотикам. А их отмена, по его мнению, задержала окончательное выздоровление больных, а потому…

– Ну знаете ли, Иесуке-сан! Как говорят по-русски, это «ни в какие ворота не лезет».

– Простите, что означает «ворота» и «лезет»?

– Это идиома. Словом, это не укладывается ни в какие нормы. Я имею в виду научно-этические.

Японец печально усмехнулся:

– Я уже сообщал вам, извините, что уважаемый профессор Шварценберг говорил мне о сокращении срока моего стажирования.

– Иесуке-сан! Не может быть! Чтобы ученый с европейским именем…

– Вот именно, Аэри-тян. Этим именем он и дорожит. Синдром Танаги никогда не будет признан в медицине.

– Но наука будет благодарна вам, доктор Танага, за спасение выдающихся ученых, создающих искусственную пищу.

– Аэри-тян, извините. Очевидно, мне скоро придется вернуться в Японию. И я хотел бы просить вас и господина академика об одном одолжении.

– Я уверена, Николай Алексеевич Анисимов сделает для вас все, что только от него зависит.

– Хотелось бы, чтобы это зависело от него.

– Что вы имеете в виду?

– Мне привелось слышать беседы наших больных на английском языке. Я узнал об их планах создать модель будущего человечества. Очевидно, идет дело о какой-то ячейке, городе, острове, я точно не знаю, где будут смоделированы все условия жизни будущих поколений и испробованы имеющиеся сейчас у науки средства для обеспечения модели грядущего человечества всем необходимым.

– Я не знаю деталей, но что-то о модели я слышала.

– Так вот, извините, но мне кажется, что любой такой ячейке, где бы ее ни создать, могут понадобиться врачи.

– И вы хотите, доктор Танага…

– Я хотел бы, извините… В особенности если в этой ячейке модели будущего окажетесь и вы, Аэри-тян.

– Ах, доктор! Мы стольким вам обязаны, что я уверена в самом лучшем к вам отношении академика. Но я ничего не знаю о себе…

– Ах, Аэри-тян. А мне так хотелось бы знать о вас.

– Но вы еще не покинете нас до выписки ваших больных из больницы?

– Я не уверен, Аэри-тян. Зато я уверен, что господин академик и его коллеги уже скоро выпишутся и приступят к осуществлению своих дерзких замыслов.

– Я не знаю, как поблагодарить вас, Иесуке-сан. У нас в России… Я не знаю, как в Японии, у нас принято женщинам благодарить людей, которым обязаны, вот так… – И Аэлита поцеловала растерянного японца.

В передней прозвучал звонок.

Клеопатра Петровна открыла входную дверь.