Александр Казанцев - Том (4). Купол надежды

Он красовался, став в позу героя, готового на самопожертвование.

– Кто же снимает запрет? – спросил Вальтер Шульц.

– Я, достойный господин Генеральный директор! Вот магнитофонная лента, которая прозвучит на весь мир и ляжет вещественным доказательством и на стол международного и на стол федерального суда Соединенных Штатов, разоблачая мистера Генри Смита и его Агентство, которое отнюдь не принадлежит к числу информационных.

Юрий Сергеевич включил свой магнитофон. В Директорате зазвучал голос Генри Смита:

«– Хэлло, Юрий! Как вы поживаете в своей ледяной берлоге? Я не против ее осмотреть…»

Дальше мы услышали и намеки шантажиста, и наглые угрозы, и гнусные предложения «журналиста», пытавшегося по заданию некоего Агентства разложить общество Города-лаборатории изнутри.

– Какая мерзость! – застонал Вальтер Шульц, теребя свою черную бороду.

– Надеюсь, достойные господа, что отныне роль мистера Генри Смита в судьбе «Конкорда» станет яснее, – торжественно провозгласил Юрий Сергеевич.

Все молчали.

– Пусть меня осудят, – патетически продолжал он, – но и учтут тот вклад в расследование злодеяний врагов Города-лаборатории, который я, не задумываясь, вношу.

Так вот какая дружба направляла Юрия Сергеевича в его действиях и даже в семейной жизни! Я встала, с трудом сдерживая презрение:

– Напрасно инженер Мелхов считает, что вовремя выступил со своим разоблачением. Он явно запоздал. Трусливо покрывая Генри Смита, почему-то молчал во время расследования. Я не задыхаюсь от восторга по поводу его сегодняшнего «героического» поступка. Что ж, пусть магнитофонная лента ляжет на судебный стол. Боюсь, что Городу Надежды не скоро станет от этого легче. И хоть теперешний президент США не раз помогал нам, ему могут помешать снять запрет с полетов через Бермудский треугольник из-за компрометации какого-то газетчика. Там компрометируются и куда более значительные персоны: и сенаторы, и губернаторы, и вице-президенты, и даже президенты. В лучшем случае назначат сенатское расследование деятельности Агентства. Все решается, на мой взгляд, проще. Дрессировщиков с собаками доставят нам на Ту-144 из Советского Союза. И моя диссертация поможет им.

Доктор Танага захлопал в ладоши. Тамара Неидзе поддержала его, но Шульц осуждающе посмотрел на них. Наступило молчание.

Его прервал мой папа:

– А я все-таки прошу этот материал передать мне. Могу заверить: бионический индикатор запаха будет.

Я никогда не видела Юрия Сергеевича таким смятым, смущенным, как после моей горькой речи. Это не помешало ему бросить на меня испепеляющий взгляд.

Я отвернулась и передала диссертацию отцу.

«Странной секретностью окружил папа свою лабораторию! Даже мне мягко сказал, что я могу помешать ему!..

Только для доктора Танаги и его помощницы было сделано исключение. Я ревновала к милой японочке собственного отца. Ей можно ему помогать, хотя там никаких медицинских процедур нет, а мне, так заинтересованной в задуманном приборе, нельзя!..

Но я сделала вид, что поняла отца, потому что восхищалась его решимостью изобрести необыкновенное.

Ждали прилета Ту-144 с собаками. Сколько же времени понадобится, чтобы их натаскать!..

С обратным рейсом Ту-144 повезет нашу почту в ООН – разоблачающую Генри Смита магнитофонную ленту, переданную Юрием Сергеевичем.

Неожиданно и очень корректно он попросил свидания со мной.

– В связи с индикатором запаха и работой моей биофабрики, – сказал он, предлагая встретиться на бульваре.

Я пришла туда чуть раньше, но он уже ждал меня, вскочил, почтительно поздоровался, словно не он столько времени не замечал меня, и попросил разрешения сесть рядом на скамейку. Я отодвинулась от него подальше.

– Ради общих интересов я хотел бы узнать о гипотезе профессора Ревича, высказанной о вашем отце, – сухо начал он.

Можно было предвидеть любой вопрос, кроме этого!

– Шутка ученого! Честное слово! Он потом сам смеялся над ней.

– И все-таки, о чем? Это очень важно при оценке результатов «бионического эксперимента» вашего отца. Поверьте.

– Ревич выдумал, будто папа, похожий на мальчика в красноармейской форме, спустился на парашюте к партизанам… не с самолета, а с летающей тарелки.

– Весьма шутливо, – с каменным лицом произнес Юрий Сергеевич.

– Он назвал папу «гуманоидом», проводящим на Земле биологический эксперимент, в результате которого появились на свет мы со Спартаком. И еще будто все папины изобретения – это давно ему известные достижения инопланетян.

– Вот это важно!

– Папа очень рассердился. И Ревич покаялся в озорной выдумке, которой хотел показать, как легко одурачить людей, подбирая факты и спекулятивно толкуя их.

– Благодарю за информацию. Она ценна для меня. И пригодится, как я уже говорил, по завершении секретных работ с индикатором запаха.

Я встала и пошла. Он не удерживал меня, хотя я долго ощущала затылком его взгляд.

Скоро нам привелось встретиться вновь.

Шульц объявил состав комиссии для испытаний индикатора запаха, В нее, кроме меня, вошли Юрий Сергеевич, Танага, Спартак, Остап и де Грот, который ведал на заводе «вкусных блюд» делом аромата.

Папа встретил нас в своей лаборатории. В глубине ее я увидела Кати-тян, но без ее белой наколки.

Оказывается, Танага послал ее к папе как лаборантку. Должно быть, меня, руководительницу злополучного завода, мой милый папка постеснялся использовать и прикрылся секретностью.

Испытания прибора должны были проходить по программе, взятой из моей диссертации: повторялся опыт, проведенный когда-то с моим Бемсом, – из четырех палочек лишь одна была поднесена к пахучему источнику. Бемс находил ее безошибочно, хотя ни один прибор не обнаруживал ее. Новый прибор оказался не хуже Бемса.

Я глазам стоим не верила! Ведь я прочитала столько литературы, знала, что выдающиеся ученые считали создание, подобного аппарата невозможным. Наш старый индикатор и в сравнение не шел!

Юрий Сергеевич придирчиво повторял испытание в разных вариантах.

– Клево! – заметил Остап. – Только, Юрий Сергеевич, как бы он вас того… не тяпнул.

– То есть кате это «не тяпнул»? Прибор?

– А как же! Нюх у него собачий, как бы и прикус такой же не был.

Танага и Спартак рассмеялись. Юрия Сергеевич покраснел от злости.

– Это слишком серьезно для шуток. Кстати, об одной старой шутке, которая сейчас выглядит достаточно серьезно. – И Юрий Сергеевич торжественно перешел на латынь. – Я утверждаю, что такой индикатор запаха создать, изобрести, сделать за такой короткий срок невозможно.

– А он есть! – восхищенно воскликнул Остап на своей ужасной латыни. – Новый принцип, никому никогда не известный!