Николай Плавильщиков - Бронтозавр

Лист, тихо кружась, упал на воду...

Иглы араукарий дрогнули и зазвенели на гибких ветвях...

Деревья чуть наклонились и снова выпрямились...

Едва заметны были розовые облака на горизонте. Солнце садилось.

В тинистой воде медленно поднимались большие пузыри. Они доплывали на поверхность воды, переливаясь красным, синим и желтым, и лопались. Мелкие круги разбегались от лопнувшего пузыря, бороздили воду и, сталкиваясь друг с другом, превращались в нежную рябь.

На смену лопнувшим пузырям поднимались все новые и новые.

Казалось — тинистая вода дышала.

Толстый слой ила и отмерших частей растений устилал дно огромного болота-озера. В этой разлагающейся массе жили мириады бактерий брожения, и радужные пузыри, прорывавшие сонную гладь озера, говорили о непрестанной деятельности этих обитателей темного дна.

Высокие деревья отражались в черной воде. Их ветви свисали над заболоченным озером, странные двухдольчатые листья чуть шевелились на длинных черешках.

Ветер дул с озера и нес с собою запах гнили и тины.

В густых зарослях папоротников, хвощей и кустов было тихо. Ни одна птица не мелькала в зелено-бурых ветвях, ни одна бабочка не порхала в поисках за яркими и душистыми цветами, ни одна пчела не гудела в траве. Цветов не было — были только листья и ветви, только высокие стволы и ярко-рыжие лепешки лишайников на их темно-серой коре.

Лес молчал и казался спящим.

Гигантская стрекоза, в полметра длиной, слетела с куста и понеслась над водой. Ее крылья громко шуршали, а на поворотах издавали резкий дребезжащий звук.

Пролетев над краем болота, стрекоза повернула и полетела обратно вдоль берега, поблескивая крыльями в лучах заходящего солнца.

С папоротника слетело большое насекомое. Стрекоза круто повернула...

Насекомое кружилось над водой, то поднимаясь, то опускаясь. А за ним — кружилась, поднималась и опускалась стрекоза. Казалось они играли. Но то не было игрой, то была борьба, в которой проигравший платил — жизнью.

Насекомое проиграло.

Стрекоза взвилась кверху, упала и — с добычей в сильных челюстях — уселась над водой. Ветка на которую она села, чуть дрогнула и провисла: стрекоза была очень тяжела, она весила не менее полукилограмма.

Стрекоза медленно жевала, и ее вид был страшен — так велики были челюсти и так быстро и неустанно они двигались. Казалось, что это не насекомое, а какая-то странная машина, перемалывающая что-то сказочными жерновами.

Огромные глаза охватывали голову стрекозы, заходили на бока, прикрывали затылок, спускались на лоб. Стрекоза сразу видела вправо и влево, взад и вперед, вверх и вниз. И этот чудовищный кругозор делал еще страшнее хищное насекомое.

Стрекоза жевала. Ее глаза тускло светились и чуть поблескивали в лучах солнца сотнями нежных граней.

Стрекоза слетела на песок...

Не успела она сесть, как из-под лежавшего здесь полусгнившего ствола дерева высунулись клешни, а сзади них засверкали две ярких точки.

Сухопутный краб уставился своими стебельчатыми глазами на стрекозу. Он медленно высовывал голову из-под ствола и пристально глядел.

Его глаза были так блестящи, что казались не глазами, а кусочками стекла.

Стрекоза опустилась на песок.

Ее прозрачное слюдяное крыло прикоснулось к стволу дерева почти над входом в нору краба. Медленно высунулась голова, блеснули глаза, протянулась клешня...

Громко затрещав крыльями, рванулась стрекоза, схваченная за ногу. Она рванулась так сильно, что наполовину вытащила краба из его норки. Но клешня успела сжаться, нога стрекозы была захвачена крепкими тисками. Треща крыльями, ярко сверкавшими в красных лучах солнца, стрекоза пыталась подняться на воздух, а краб не разжимал клешни и цеплялся членистыми ножками за кору ствола.

Вторая клешня раскрылась и протянулась к стрекозе. Но...

Насекомое порывисто взлетело, словно подброшенное на воздух.

В клешне краба остался обрывок ноги стрекозы. Клешня поднесла этот кусок ко рту, челюсти задвигались было, но тотчас же перестали жевать — роговой кусок был несъедобен.

Краб выронил ножку стрекозы и спрятался в норку.

День шел к концу. Солнце почти скрылось там, на другом берегу озера, сев за рощу саговников. Их перистые листья теперь отчетливо выделялись на красном фоне заката. Изредка всплескивалась вода — рыба, играя, выбрасывалась из озера. Мелкие насекомые, похожие и на мух и на комаров сразу, закружились у прибрежных зарослей. В чаще папоротников кто-то прошуршал, под кем-то мягко хрустнули полусгнившие ветви.

Лес и озеро казались мертвыми — так было тихо...

Из-под камня, лежавшего невдалеке от норки краба, вылез большой скорпион. Он расставил клешни и высоко загнул над кольчатым телом длинное брюшко с ядовитым крючком на конце. Держа наготове свое оружие защиты и нападения, он проворно побежал по песку. Добежал до ствола дерева, побежал вдоль него.

Краб вылез из норки. Он услышал шорох, увидел бегущего скорпиона. Скорпион не был врагом, он был добычей. Краб расставил клешни и замер на месте...

Скорпион бежал и бежал вперед. Краб повернулся и быстрым прыжком — это был не прыжок, но иначе этого не назовешь — нагнал скорпиона. Тот остановился, и тотчас же клешня схватила его за ногу.

Ядовитый крючок замелькал в воздухе. Скорпион размахивал им, как цепом. Удар за ударом падали на краба. Но тонкий и острый крючок не мог пробить толстой брони краба. Яд не проникал в тело краба, и крохотные капельки его растекались по известковой скорлупе.

Крючок повис — краб крепко сжал кончик брюшка скорпиона, сжимал его все сильнее и сильнее. Тонкий панцирь скорпиона не выдержал — из места, прорезанного клешнями краба, выступили капельки мутной жидкости — скорпион был сильно ранен.

Много минут кружились по песку краб и скорпион. Все слабее и слабее отбивался скорпион, все сильнее и сильнее сжимал его клешнями краб. Конец брюшка скорпиона упал на песок — краб оторвал его.

Скорпион неуклюже заковылял, спасаясь от краба, но тот догнал его, схватил, и снова на песке закопошились два тела — круглое и длинное, мягкое и жесткое.

Наконец краб изловчился, схватил клешней переднюю часть туловища скорпиона, сдавил и уже не выпускал.