Теодор Старджон - Когда ты улыбаешься

- О-о! - задохнулся Генри и вскочил на ноги. - Это прекрасно, миссис...

- Лоретта, ты не принесла выпивку, - сказал я.

- Право, не хочу, - сказал Генри.

- Он очень деликатен. А мы не любим показной деликатности, правда, Лорри?

Лоретта колебалась, закусив нижнюю губу. Потом сказала:

- Хорошо, я сделаю коктейль...

- Не надо, - перебил я, - принеси целую бутылку. А потом мы не будем тебя больше беспокоить, да, Генри?

- Я, ей-Богу, не хочу...

- Давай действуй, до-р-рогая. - Произнося это слово, я как правило, рычу на нее. Лоретта поставила поднос на кофейный столик и метнулась вон. А я засмеялся.

- Теперь обязательно принесет. Когда Генри расплывался в улыбке, я почти слышал шорох в уголках его рта. Жена принесла бутылку, и я взял ее в руки.

- Не надо содовой, мы настоящие мужчины и не запиваем. Хорошо, дор-р-рогая, грязные тарелки уберешь завтра.

Пятиться задом она не решилась, но не сводила с меня глаз - вероятно, от страха - и потому вышла как-то боком, не забыв одарить Генри улыбкой гостеприимной хозяйки, хотя эта улыбка получилась кривой и мятой.

Он лепетал в это время: "Спасибо, миссис..." - но не успел закончить фразу, как я захлопнул дверь.

Потирая руки, я сел на диван.

- Давай сюда бутыль, Генри.

Он принес бутылку, сел рядом со мной, и мы начали есть. Все было очень вкусно, но это - тот минимум, который должен требовать любой мужчина от своей жены. Я было хотел потребовать, чтобы Лоретта принесла сигареты, но почувствовал, что уже достаточно позабавился с ней и это не доставит мне удовольствия. Желудок был вполне ублажен тем, что в него попадало. Генри тоже замолчал и сосредоточенно ел.

Позволив себе быть щедрым, я налил стаканчик Генри и не забыл себя. Потом, откинувшись на спинку дивана, рыгнул, отчего Генри вздрогнул. Я проглотил виски, налил еще порцию, наблюдая за Генри, который собирал мед с тарелки куском хлеба.

- Н-да, твоя жена поистине...

- Я же сказал, плохих не держим. Сядь сюда и захвати горючее.

Поколебавшись, он принес бутылку и поставил на письменный стол, а сам уселся на кончик кресла. Он смахивал на котенка, впервые в жизни усевшегося на забор и поэтому неустойчивого. Я рассмеялся ему в лицо, и он тут же ответил виноватой улыбкой.

- Знаешь, что я собираюсь сделать? - спросил я у этого банального, глупого, трусливого и преданного Генри, - я собираюсь посвятить тебя в некоторые тайны, неизвестные никому на свете. И в то же время эти тайны кое-кому известны. Этих людей не много, но они есть. Можно ли считать оба эти утверждения правильными?

- Ну... - он покраснел.

- Поскольку соображаешь ты медленно, лично для тебя я упрощу задачу. Сейчас я высказал парадокс. Но это не парадокс. Перестань улыбаться и кивать, просто слушай, и, может быть, что-то поймешь. Итак, ты и я - разные люди, так?

- Да, - вздохнул он.

- Правильно. И в то же время все люди похожи друг на друга. В этом как раз парадокса нет.

- Разве?

- Да, и вот почему. Ты похож на мою жену, на бармена, на редактора городской газеты и на миллиарды всех, кто ползает по земному шару и называет себя человеком. Как ты проницательно отметил, я не похож на тебя. И к тому же я не похож ни на Лоретту, ни на Стива, ни на редактора. Теперь ты видишь, что это не парадокс?

Генри смущенно поежился. Он меня вообще изумлял: как может такой человек, не умеющий ни притворяться, ни ловчить, даже соврать и то не способный, - как он может прожить на свете хотя бы три дня? Посмотрите, как он бьется над моим вопросом, стараясь найти правильный ответ.

- Не знаю... - это прозвучало, как мольба о прощении. Глаза его смущенно замигали. - Может, ты хочешь сказать, что ты не человек? - он тихо захихикал и снова как-то съежился.

Прислонившись к спинке дивана, я просиял:

- Потрясающе: оказывается, ты не так глуп!

- А ты действительно хотел это сказать? Но я думал, что все на свете люди. - Это прозвучало патетически.

- Не путай разные вещи, - сказал я мягко. Я наклонился к нему резко, чтобы испугать, и он испугался. Опустив палец в виски, нарисовал на столе довольно большой мокрый круг.

- Предположим, что внутри этого круга, - я повозил рюмкой внутри окружности, - и в этой рюмке содержится то, что мы называем человеческим. Когда она здесь, или вот здесь, или чуть дальше - в ней все по-прежнему человеческое. Ты, например, отличаешься от Стива, потому что его человеческое - вот здесь, а твое вот тут... Вы разные, потому что помещены в разных частях этого круга, но вы одинаковы, потому что вы оба - внутри круга. Итак, парадокса нет. - Я опорожнил рюмку и положил руку внутрь круга. Полировка на столе бледнела от спирта, но это неважно, завтра Лоретта отполирует.

- Внутри круга, - продолжал я, - человек может быть умным или глупым, музыкальным, агрессивным, изнеженным, технически грамотным: он может быть югославом, математическим гением или кондитером, но он прежде всего человек. Однако глупо утверждать, что человек обязательно должен жить внутри круга. А что делать тому, кто родился за его пределами? Или живет на границе? А кто может запретить ему жить вот здесь? - Тут я грохнул кулаком по столу за пределами круга.

- Я... - заикнулся Генри.

- Заткнись. Отвечаю: есть люди и за пределами круга. Не так много, но они есть. Но если мы уже назвали людьми тех, кто внутри, то живущие снаружи должны иметь свое какое-то название.

- И ты один из них? - прошептал Генри.

- Точно.

- Вы - те, кого называют мют...мут...

- Мутанты? Нет. Хотя, черт возьми, это название подойдет. Но не такие мутанты, как ты думаешь, Не результат атомной пыли, космических лучей или чего-то в этом роде. Обычная, будничная разновидность. Смотри: от одной точки окружности до другой внутри круга дальше, чем от точки внутри до точки снаружи - верно? Однако по всей длине диаметра возможны разновидности, то есть разница между людьми, которая позволяет им оставаться людьми. Но один маленький шаг вот сюда, - я вывел палец за окружность, - и ты обнаружишь нечто совсем другое.

- В каком смысле - другое?

- Да этого другого - тьма-тьмущая. - Я пожал плечами. - Возьми любой биологический вид, ну хоть котят одного помета: у одного острее зрение, а у другого - когти. Кто лучше?

- Я думаю, что...

- Никто, неандерталец ты косматый. - При этом он улыбнулся. - Ни один не лучше, они просто разные, у каждого свой способ охотиться. Теперь представь, что у другого котенка из того же семейства - жабры, у третьего - чешуя, как у рыбы. Что это такое?

- Суперкошка? - просиял Генри.

- Ну, скажем, просто не-кошка.

- Значит, ты, хм...

- Я не-человек, - подтвердил я. - Но выглядишь как...

- Ну да, ведь кошка с жабрами тоже выглядит обыкновенной кошкой. А я другой. Генри. Я всегда знал, что я другой. - Я снова ткнул в него указательным пальцем, он съежился. - Вот ты, например, обладаешь качеством, которое я встречал очень редко, - способностью сопереживать. Ты словно видишь мир глазами других людей, ощущаешь шероховатость жизни их пальцами. Ты смеешься вместе с ними или плачешь, когда рыдают они.