Павел Комарницкий - 30 июня

— Так как же с депешей? В корзину?

— Ну, разве ещё пару деньков подержать… А можно и сейчас в корзину. И так всё ясно.

Звёзды переливались, подмигивали Борису, как будто ободряя его: «Не горюй, студент! Никуда он не делся, твой неопознанный объект. Тут он, уж нам-то это известно. А что не видишь ты его — так это до времени…»

Борис вздохнул, потёр усталый глаз, чуть переместился — начал глядеть левым. Наблюдать спутник Земли, вращающийся с таким диким наклонением орбиты — сущая мука. Астрогид, компенсирующий вращение Земли средь неподвижных звёзд, тут не помощник, всё надо делать вручную. На стуле рядом с Борисом лежал тот самый фонарик, рядом с ним — тетрадка с расчётами, уже порядком потрёпанная. Правда, он уже приспособился, почти не заглядывая в тетрадку, крутить лимбы наводки, короткими частыми рывками перемещая телескоп вдоль траектории полёта невидимого пока «гостя».

Борис вздохнул, снова поменял «замылившийся» глаз. Окуляр сейчас стоял самый маломощный, двадцатикратный обзорник — так больше поле зрения — но он не сомневался, что не пропустит события.

Послышались тихие, на грани слышимости, мягкие шаги, и на стул рядом с Борисом вспрыгнула кошка, очевидно, дабы удовлетворить своё научное любопытство.

— Брысь, зверь! — вразрез со своими словами студент погладил кошку, не глядя. Та заурчала, поудобнее устраиваясь на астрономической тетради с расчётами — Мурёна уважала астрономию.

Крохотная искорка возникла из ниоткуда — двадцатикратный окуляр-обзорник не в силах был дать более детальное изображение — и уверенно поползла по небу, испещрённому яркими, переливающимися точками звёзд. Борис дёрнулся было заменить окуляр на «стотридцатку», но не решился. Вдруг исчезнет чудесное видение, покуда он возится?

Неопознанный пока ещё объект шёл на север, удаляясь от славного города Киева. Солнце тут, в Киеве, уже давно село, но там, в небесной выси оно, очевидно, всё ещё доставало «гостя» своими лучами.

На этот раз «гость» показал свой лик всего секунд на тридцать, но это уже не имело ни малейшего значения. Теперь Борис был уверен в своей правоте абсолютно. Он здесь. Они здесь.

— …Нет, капитан. Я не знаю, что случилось. Я знаю только, что не виноват. В прошлый раз я ещё сомневался, а сегодня — извини… Пальцем не шевельнул.

— Вахуу, это не шутки. Я вынужден отстранить тебя от несения вахт, как ни жаль. Ты поступаешь в распоряжение командора Иахрра.

— Кто же будет тебя подменять? Ухурр? У него работы сейчас…

— Никто не будет — капитан чуть сморщил нос в полуулыбке.

— Ты же свалишься!

— И тем не менее. Ты слышал команду? Повтори.

— Так точно, капитан. Я поступаю в распоряжение командора Иахрра.

— Всё, свободен!

Когда дверь за расстроенным пилотом бесшумно закрылась, капитан сел в кресло, помассировал затылок, привычно пробежал глазами по дисплеям и индикаторам. Открыл на дисплее вахтенный журнал, пытаясь разобраться в происшедшем. Второй раз подводит маскировка, причём вахтенный не в состоянии вразумительно объяснить причину — неслыханно!

Некоторое время он работал молча, лишь слегка шевеля хвостом. В рубке управления было тихо, еле слышно шелестела вентиляция, нагнетая в помещение свежий, насыщенный аэроионами, настоящий морской воздух. Затем хвост капитана начал мерно раскачиваться, а потом и свиваться в кольца — верный признак того, что капитан крепко задумался. Ещё чуть позднее к процессу присоединились уши, капитан начал нервно прядать ими. Наконец он бросил своё занятие, откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову.

Стены, потолок и даже пол ходовой рубки представляли собой сплошные голографические экраны, и при нужде можно было использовать их, чтобы получить практически полный сферический обзор. Именно это и сделал сейчас Хррот. Щелчок пальцев, и пульт управления кораблём, вместе с двумя пилотскими креслами, повис в пустоте, наполненной светом мириад острых, немигающих звёзд — именно так выглядят звёзды в открытом космосе, и компьютер, синтезирующий голограммы, старательно передавал мельчайшие детали.

И только впереди, прямо по курсу, никаких звёзд не было. Там незыблемо, мёртво лежала тьма, словно вырезанная из звёздного неба громадная круглая дыра. Корабль шёл над ночной стороной планеты, проходя очередной виток, и рубка управления, как обычно на орбите, была повёрнута в сторону планеты, чтобы иметь её в виду на переднем обзорном экране.

Капитан закрыл глаза — так вдруг стал страшен чёрный лик чужой планеты. На родной Хараре ночная сторона планеты выглядела сплошь светящейся, не хуже звёздного неба. Огненные туманности городов, светящаяся россыпь мелких посёлков, светлячки кораблей и летательных аппаратов… Даже над морем не было такого непроглядного мрака — плавучие города там и тут украшали поверхность океанов. Эта же планета выглядела настолько дикой, будто и не носила на своей поверхности разумных существ.

Сердце Хррота сжалось. Так страшно ему не было, наверное, с раннего детства. Да, точно, тогда он гулял с мамой и потерялся в парке. Было так страшно, что он забыл ткнуть коготком в браслет связи на запястье, и только плакал, покуда не вылез из кустов толстый смешной зверёк, поводя чёрной блестящей пуговкой носа и перепончатыми ушами. Зверёк успокоил Хррота, а там и мама спохватилась, нашла своё чадо по пеленгу браслета… И только много позднее Хррот узнал, что этих зверьков едят.

Они не вернутся отсюда. Да, Хррот привык доверять своему чутью, и оно пока ещё его не подводило. Сознание любого оррка консервативно, как, наверное, и вообще сознание любого достаточно разумного существа. Сознание работает по законам логики, ему подавай доказательства, непреложные факты. Нет фактов — нет выводов…

Подсознанию же достаточно крохотного полунамёка. Именно поэтому звери, не отягощённые рассудком, зачастую избегают опасности там, где разумное существо, в упоении мощью своего интеллекта, гибнет порой от нелепейших случайностей. Гибнет только потому, что могучий разум не получил достаточно весомых доказательств близящейся опасности. Яркий пример тому — землетрясения…

Они не вернутся отсюда. Он, капитан Хррот, пока не видит этой смертельной опасности, но он её чувствует. Если бы он почувствовал это раньше, ещё на планете, он сделал бы всё, чтобы корабль не вышел в рейс. Но сейчас путь к отступлению отрезан.

Хррот изо всей силы хлестнул по полу хвостом, чтобы унять дикий страх, сжимающий сердце, и не почувствовал боли. Опасность была рядом, невидимая и неощутимая, как древний ночной зверь скрруд, находящий свою жертву по тепловому излучению. Неслышно крадётся скрруд в кромешном мраке, замирает на месте, видя тепловые пятна обращённых к нему глаз. И когда увидишь ощеренную зубастую пасть, будет поздно. Если вообще увидишь…