Геннадий Хазанов - Para Bellum

Вроде бы всё готово. Можно начинать.

Марков сам заехал к начальнику контрразведки фронта в «Избу скарбову».

– Предупредите этого вашего Пикенброка или как его там – встреча переносится ровно на две недели. На первое июня.

– Извините, товарищ генерал-полковник, – взвился Габрильянц. – В разведке так не делается. Я не могу вертеть подолом, как кокетливая девица, мол, свидание сегодня, ах, нет, сегодня у меня голова болит и вообще я ещё девочка, давайте через полмесяца… Мы показываем себя не как серьёзные партнеры.

– А я для нацистов вообще не партнёр, – отрезал комфронтом. – О переговорах просит он, значит, для чего-то это потребовалось германцам. Гитлеру, абверу, вермахту – для меня разницы нет. Есть что предложить, так и быть, послушаем. Тогда, когда это удобно нам. Дата не обсуждается. Откажутся, значит, не сильно им и хочется. О результате согласования даты доложите сразу же.

– О, звезда очей моих, – шептал Валерий Хачикович в трубку. – Мне очень неприятно это сообщать, но возникла проблема. Жених не хочет идти на свидание вовремя.

– Вы назначаете рандеву мужчинам, – улыбнулась Мамиашвили. – Вот так и узнаёшь что-то новенькое о страстных поклонниках.

Линия, по которой велась беседа, была защищена от прослушивания посторонними. Но оба чекиста знали, что полной гарантии не может дать никто, потому старательно маскировали информацию разнообразным словесным мусором.

– Ради вашей небесной улыбки я готов организовать встречу не только с мужчиной, но даже с самим Сатаной. Но я не вытерплю целых две, таких долгих, недели. Вино уже налито, музыка обеспечена. А любовь откладывается. Я убеждён, что решение принял не сам фраер. Если вам, царица цариц, это неведомо, так немцы и евреи называют новобрачного. Он закапризничал после возвращения от строгого папы.

– Я обязательно приму к сведению всё, что вы мне сказали, – проворковала секретарша. – Боюсь, у нас с вами небогатый выбор. Страсть нельзя пытаться задушить, свидание должно состояться. Лучше позже, чем никогда.

Выслушав секретаршу, Берия задумался.

– Я не могу понять Кобу, – пожаловался он. – Этот хитрый лис знает очень много. Надеюсь, не всё, но лучше бы ему было известно меньше. И он тянет время, ведёт игру. С письмом фюрера – это был сильный ход. Камерад Ойген так до конца и не поверил, что бумаги были переданы Сталину из рук в руки, и наши отношения на текущий момент сильно омрачены. В результате уходит время, а его у нас мало.

Если Габрильянц прав, Марков сделал единственный ход, на который я не рассчитывал: он тупо доложил о предстоящей встрече с Пикенброком Хозяину. Любой умный человек понял бы, что это самоубийство. А этот идиот поступил по уставу. И что теперь делать?

– Во-первых, свидание всё равно следует провести, – чуть растягивая слова, проговорила Мамиашвили. – Если я правильно осведомлена, одна из ваших сексуально проверенных лейтенантих будет писать всю беседу? Она должна всё проделать скрытно, это трудно. В результате может получиться некачественный звук, обрывы фраз, и о содержании придётся только догадываться. Приличные техники сумеют отобрать такие фрагменты…

– Всегда говорил, – ухмыльнулся Лаврентий Павлович, – что вы – совершенство. Два в одной – изысканная красота и непревзойдённый ум…

Грузинка холодно улыбнулась:

– Когда я слышу такие комплименты из ваших уст, я понимаю, что умру молодой.

Нарком НКВД всплеснул руками:

– Как вы можете говорить такое! Я охотнее лишился бы любой части тела, чем расстался с вами.

По гримаске красавицы было видно, что она с трудом проглотила готовую сорваться с языка колкость.

– Кстати, о частях тела и о птичках, – добавила секретарша. – Вы планировали акцию с девицей генерала.

– Да, – осторожно согласился Берия и замолк, ожидая продолжения.

– Было бы хорошо, если бы она оказалась в Белостоке в тот день, когда Марков встретится с Пикенброком. Тогда можно было бы заставить полководца отчитываться о переговорах так, как удобно нам.

Нарком протёр стекла пенсне и попросил:

– Вызовите Саркисова. Или просто передайте ему, чтобы сдвинул срок акции на две недели.

Через десять дней Елена возвращалась домой из института. По Авиамоторной решила пройтись пешком. Сиреневые сумерки последнего майского дня, полное безветрие. Новенькая лакированная листва на деревьях вдоль проезжей части улицы не шевельнётся. Изредка прошелестит шинами автобус или легковушка. Хотелось думать о добром – о любви, о близком и неминуемом счастье. Только не о неотвратимо приближающейся сессии.

Неожиданно она почувствовала, что кто-то идёт рядом. К девчонке пристроился жгучий брюнет в черкеске с газырями, шароварах и мягких сапогах – ичигах. Потому-то Ленка и не услышала, как он подкрался.

– Вах, какой жэнщин, – с преувеличенным акцентом вскричал, именно вскричал, а не просто воскликнул, кавказец. – Паслюшай, друг лубезный, пайдём в ресторан, да? Нэ бойся, нэ абижу.

Хулиганка выпятила подбородок и ускорила шаг.

– Не спеши, – произнёс вдруг приставала тихо, с идеальным московским выговором. – И не строй из себя царевну. Думаешь, если заарканила генерала, так уже кума королю и министру сватья? Погоди, Маркова твоего не сегодня завтра шлёпнут. Ордер на арест уже подписан. Он и пискнуть не успеет. Потом и до тебя черёд дойдёт. Хлебнёшь горячего до слёз.

Смуглянка остановилась и посмотрела на странного попутчика в упор. Он резко отвернул лицо, набычился, сделал скользящий шаг в сторону и заорал:

– Нэ хочишь? Сматры, пажалэешь, толко поздно будэт, – и свернул в проход между домами, растворился в плотнеющих сумерках.

– Ничего в ней нет особенного, в марковской пассии, – заявил Саркисов.

– Ты что, сам пошёл её пугать? – Берия был удивлён. – Зачем?

– Интересно было глянуть, что же за штучка, к которой генерал неровно дышит, и сам Хозяин интересуется, – осклабился Рафаэль.

– А если она тебя опознает?

– Вряд ли. Я придумал гениальную маскировку: такой плакатный кавказец, прямо как в кино «Свинарка и пастух» показывают. И вдруг главное говорю чисто-чисто по-русски. Она решит что? Славянин неумело прикинулся горцем. Теперь ей армянина сколько ни показывай, ни за что не опознает.

– Это ты армянин? – зашёлся смехом Лаврентий Павлович. – Ты вообще казах. Или где там тебя угораздило на свет появиться. Ладно, о главном скажи, ты её впечатлил?

– Ещё как! Завтра, крайний случай, послезавтра ловите её в Белой Речке.

– Где?

– Жидовский город Белосток в переводе с польского – Белая Река.

– Ишь ты, антисемит доморощенный. Не знаешь, как ваши мудрецы говорят: «Берегите евреев. Их побьют, за нас примутся».