Александр Сапаров - личный лекарь Грозного

Я слушал Кошкарова и размышлял, интересно, как Иоанн Васильевич это событие истолковал в мою пользу. И недаром в присутствии множества людей были сказаны эти слова, все-таки многим еще было не по душе мое возвышение и неожиданное, как они считали, богатство.

Мы еще поговорили с ним о текущих делах, порешали кое-какие вопросы, но все же вскоре пришлось улечься на подушки и пытаться заснуть, отвлекаясь от болей в боку.

Вечером мне принесли легкий ужин, с которым я на удивление бодро расправился. Ирина даже улыбалась когда подносила ложку к моему рту.

А я в это время размышлял, смогу ли поправиться, чтобы к крещению сына, которому мы уже выбрали имя из святцев, стоять в церкви рядом с царственным крестным моего первенца.

Когда мне подсунули стеклянную утку, я почти смеялся про себя,- Ну, что Щепотнев, разве думал, что этот сосуд тебе самому так быстро пригодится? М-да, но гораздо лучше будет, если в дальнейшей моей жизни я смогу обходиться без него.

Следующим утром я уже почувствовал, что в силах встать. И первым делом навестил нужник, который моими стараниями был утеплен, но все еще нуждался в дальнейших усовершенствованиях, которые упирались в отсутствие водопровода и канализации. Все это действо проходило в присутствии прислуги, которая не выпускала меня ни на секунду из вида, не было только жены, которая сегодня оставалась с раскапризничавшимся младенцем. Кое-как справившись с необходимыми действиями, я упрямо побрел умываться и одеваться. Когда, предупрежденная слугами, встревоженная Ирина прибежала, мой туалет был полностью завершен. Она встала в дверях, наклонила голову и сказала:

-Никуда не пущу, оклемайся сначала, а то страх божий смотреть, куда пойдешь в таком виде, народ пугать?

Я тихо засмеялся, громче не давал больной бок,- Ира, да я никуда и не собираюсь, вот только пройдусь по дому, да столом посижу.

Та, недоверчиво глядя на меня, отошла в сторону.

-Вот и хорошо, - сказал я и кряхтя отправился на подворью. После двух суток лежки в полубреду, сейчас на морозном воздухе немного кружилась голова, но когда я прошелся немного по хрустящему снежку, головокружение почти исчезло. Ноги сами принесли меня к зданию мануфактуры. Работники усиленно кланялись, на их лицах была искренняя радость по случаю улучшения моего состояния. У Кузьмы, как всегда царил рабочий беспорядок, в котором он, впрочем, ориентировался очень хорошо. Увидев меня, он также как и все остальные, вскочил с табурета и поклонился. Он громко порадовался за меня, после чего стоял с вопросительным видом.

-Давай Кузьма рассказывай, как дела, чем люди заняты, все же я уже три дня, как ничего не знаю,- спросил я, и с облегчением уселся на табурет

-Так Сергий Аникитович, все идет, как шло, сам говорил, что лучшее известие, отсутствие всяческих известий. Вот разве, начал я собирать штуку хитрую, которую ты измыслил для лечения. посмотри, пожалуйста, что получается.

Я за те дни, что думал, как лучше все устроить, к махине токарной придумал приспособу одну.

Он повернулся к педальному токарному станку и показал рукой на, стоявший на нем, передвижной суппорт,- вот с этой штукой я на шпильках резьбу ровную смог нарезать.

Но я уже вертел в руках бронзовую шпильку с грубой резьбой, нарезанную подобием стального резца, увы, до плашек и метчиков было еще очень и очень далеко.

-А как Кузьма со спицами дела обстоят?

-А вот здесь пока порадовать нечем боярин. Кузнецы свейское железо начали проковывать, но пока, такого как ты хотел, не получается. Я то сам в этом не больно соображаю, все же больше по ювелирной части был. А сейчас вместе думаем, может закалку изменить, али присадки какие добавлять. Но все, как ты учил, делаем, записи ведем в журнале, дабы снова одно и тоже не делать, думаю, что еще неделю другую провозимся, ежели удача раньше не придет нечаянно.

Он достал толстый журнал, такие мой ключник делал сам, и раздавал со строгим наказом не драть из них листов. И сообщал, что виновные в таком деле будут разысканы и соответственно наказаны. По этому поводу у меня всегда всплывали воспоминания об одной истории, где рассказывалось, что во время необходимого действия нельзя думать о белой обезьяне. Так и тут, люди, которые и не думали драть листы бумаги из журнала, тут же начинали задумываться о такой возможности.

Я посмотрел его записи, каллиграфический почерк ювелира отлично читался, действительно он ухитрился в нескольких словах описывать всю суть проводимых исследований, и в которых раз подумал, что мне очень повезло с мастерами, итальянец и Кузьма были моими основными помощниками в становлении производства. Но Дельторов теперь сидел безвылазно в вотчине, и мы сносились с ним только через Лужина, который пока с трудом одолевал азы грамотности и только-только научился ставить свою подпись. А вот Кузьма, практически каждый день мог беседовать со мной и не пропускал ни единой возможности узнать, что-то новое.

-Никак не пойму, Сергий Аникитович, как же этот парат будет работать?

-Не парат, Кузьма, аппарат эта штука называется, пора уж запомнить.

Я взял у него со стола свинцовый карандаш и несколькими штрихами набросал кость и аппарат установленный на ней.

-Ну и что?- последовал вопрос,- я уже давно понял, что дрелью ты ногу просверлишь и спицы вставишь, а как же нога будет расти?

- кости голени я распилю, а аппаратом этим буду верхние и нижние спицы в стороны разводить, каждый день по миллиметру.

-Ну дак между отломками дырка шире будет и все,- недоумевал мой мастер.

-А вот и нет,- сообщил я,- кости будут расти друг другу навстречу и удлиняться.

Кузьма долго чесал затылок,- однако, как ты Сергий Аникитович разъяснил, так вроде и простое дело оказалось.

-Ох, Кузьма - это только по моему рассказу так легко кажется, на деле очень много тут всяческих каверз подстерегает. Тебе этого особливо и знать не надо, твоя забота детали все тщательно сделать, чтобы, не дай бог, поломок не было, когда аппарат на ноге будет.

Как всегда у нас в последнее время бывало, разговор вновь перешел на линзы, подзорные трубы и микроскопы. К сожалению, помочь своему мастеру я почти ничем не мог. Он сам искал рецепты полирующих паст, для стекла, сам уже высчитывал фокусные расстояния линз, и делал призмы, про которые два года назад еще не подозревал. Но его познания в математике были ограничены моими, также весьма бедными, если сравнивать их со знаниями выдающихся европейских ученых. Поэтому я надеялся, что Браге, все же выполнит свое обещание и Иоганн Кеплер появится в Москве.

Пока же Браге сам почти подружился с Кузьмой, эти два человека были настолько увлечены своими открытиями, что в своих беседах забывали об огромных сословных различиях. Я очевидцем таких бесед почти не бывал, но Кошкаров рассказывал, что оба естествоиспытателя, несмотря на полное незнание языка, вполне могли объясниться друг с другом.