Дмитрий Колесов - Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...»

— Слюшай дарагой, ты чего такой гарячий. Панимаешь.

— Думал вы абитуриенты, — честно сказал я.

— Где были твои глаза? После трех лет вышки на нас, как клеймо поставили — курсанты ОВИМУ, — подхватил второй парень.

— Да ладно парни, хорошо он нам бланшей не понаставил. Вот было бы смеху, на все училище.

— Как зовут, боксер? — продолжил Федоркин.

— Колян. Николай Медведев.

— А уличная кликуха?

— … Псих.

На хохот троицы сбежался весь экипаж. Но парни, нужно отдать им должное, причину своего безудержного веселья не называли и продолжали лыбиться во все тридцать два. Все-таки уже не дети, чтобы цепляться к мальку из-за смешной уличной клички. Почти штурманА.

Лишь Федоркин сказал:

— А знаешь, тебе подходит, — и опять зашелся в хохоте.

Так ко мне прицепилось старое детское прозвище, а новое нужно было еще заслужить.

— Слушай, ты лишнего то ничего не наговорил? — это спросил Артем, что хотел меня приложить бляхой.

— Во-первых, я конечно Псих, но не настолько. А во-вторых, он меня не спрашивал, лишь сказал, что теперь будет отслеживать мой курс.

По сочувствующим лицам курсантов я понял, что здорово влип и это надолго.

— Ну и ладно, порядок на судне. — Прервал трагическую паузу Федоркин. — Вас ведь еще не обмундировывали? Пойдем к мичману, подберем тебе формяк и робу по фигуре, а то каптеры любят втюхать абы как. А второй срок мы тебе из своего подберем, нормально будет, — решил он, явный лидер троицы.

Так у меня появилась нехилая подписка в училище, что здорово помогло не отвлекаться на чепуху и тратить нервы на встраивание в казарменную иерархию. Я стал, как бы сам по себе, насколько это можно в казарме. Учеба и уставная жизнь, меня не напрягали. Да еще, в училищной повседневности, у меня была отдушина — четырехразовые тренировки в одесском «Динамо». Вел меня отличный тренер, Олег Федорович и в команде были боксеры очень высокого уровня. Жизнь покатилась по наезженной колее в новом ритме, но меня это не напрягало.

Первую, свою морскую практику я запомнил надолго…На нее меня определил сам, точнее Сам начальник училища. Это был сухогрузный пароход ленинградского проекта, построенный на верфи ГДР, г. Росток, в 1954 года. Судно «Коломна» располагало жилой надстройкой с каютами для пассажиров и кубриками для практикантов. Всего для восемнадцати — человек. В судовой роли я был записан старшим матросом и сразу попал… на аврал — покраску судна и почти неделю, практически, не спал. Тридцать шесть человек экипажа на авральной работе, где каждый и все вместе внимательно приглядываются к практиканту, одновременно проверяя его на вшивость. Здесь важно поставить себя сразу и в тоже время не противопоставлять сложившемуся коллективу экипажа судна. Войти в него в обертке, так сказать.

Слух, что я действующий боксер кандидат в Мастера спорта, запустил боцман — рослый, кучерявый, цыганистого вида мужчина лет за сорок. Который, как оказалось позднее, был заинтересован в моей успешной интеграции в коллектив. Посему первый вопросом, который мне задали соседи по кубрику, был такой:

— И каких же ты высот достиг, паренек, в деле благородного мордобития, — с подковыркой спросил похожий на шкаф парень, лет двадцати пяти.

— Чемпион Одессы, но не по вольной борьбе и не по шахматам, — ухмыльнулся я и посмотрел на неоднократно сломанные и приплюснутые уши парня.

— Да уж, наш спорт по мордасам прописан, — захохотал тот и протянул руку, вернее что-то размером с малую саперную лопату и такой же твердости, — Сева и ты занял мою страстно ожидаемую должность.

— Николай, — пожал крепкую клешню я, — и готов с тобой махнуться должностями, не глядя.

— Да ты хитрован, браток. Нет уж, я лучше будут натюрморт писать на пленэре. — Показал знакомство с культурой матрос. — А вот опосля покраски — будем думать.

Долго думать ему не пришлось. В неделю мы вложились, комиссия приняла судно, а я принял должность боцмана, который ушел в отпуск на три месяца. В небольшом боцманском кубрике, куда он меня завел, было уютно и как-то по-хорошему индивидуально, что ли.

— Я сейчас соберу свое барахло и переселяйся сюда.

— Нет, Степан Лукич, я лучше с коллективом. Очень личная у вас каюта. Я здесь буду себя чувствовать, как с грязными прогарами в семейной спальне.

— Мое дело предложить, твое дело по…, - стараясь скрыть удовлетворение сказал боцман.

— Отложить, — с улыбкой продолжил я. В более корректной форме.

— Это ведь я мастеру предложил, принять практиканта на мою должность. Он и попросил у вашего начальства нормального рогатого, со стажем. Вы три месяца будете каботажить. А потом я вернусь на судно к загранке, на свое место и без всяких проблем. Здесь тебе будет хорошая практика, а в работе опирайся на Севу, надежный человек и отличный моряк. Он, как и ты, сызмальства в море, я его на смену себе готовлю.

— Так рано вам еще…

— У меня плавстажа двадцать пять лет, из них пятнадцать северных. Пора бросить якорь. А ты работай негр, твой срок еще не скоро закончится.

— И вам счастливого отдыха, — пожелал я заслуженному дракону.

— А тебе семь футов под килем. Командуй. — Оставил Лукич за собой последнее слово.

А як же ж, командуй… В просторечии это означало — паши, как Папа Карло, больше всех остальных, что я и делал. Садиться себе на шею не давал, однако пахал истово. На несколько месяцев меня хватило, а потом прибыл Лукич и я устроил отвальную экипажу «Коломны» в… Ялте, куда мы пришли. Хорошо посидели всей командой, по большому блату, в «Причале». Расстались друзьями или, по крайней мере, хорошими приятелями.

Однако, в морской среде, про меня пошли слушки, осторожные такие… Чему способствовали несколько эпизодов, один из них произошел в середине срока моей практики на судне. Мастер увидел, что я справляюсь с должностью боцмана и решил меня еще подгрузить. Как всегда, исключительно для моей пользы.

— Ты будущий штурман и тебе нужна практика судоводителя, будешь исполнять обязанности вахтенного помощника, во время моей вахты.

Теперь второй штурман спал свою «собаку» у себя в каюте, кэп дремал в персональном кресле на мостике, а я нес службу с ноля до четырех.

— Ибо молодым везде у нас дорога, — как подшучивал надо мной Чиф и говорил уже серьезно, — тебе повезло, у нас лучший капитан в Черноморском морском пароходстве (ЧМП).

Зато он, старпом, был самым злостным… человеком на судне. Лютый зверь.

Сегодня, к середине вахты, меня как бы торкнуло, знанием и я не задумываясь о последствиях скомандовал:

— «Лево на борт!». «Стоп машина!»

И когда судно стало уваливаться под ветер, бушевавшего недавно шторма. Подал команду:

— «Человек за бортом».