Виктор Милан - Джокертаунская комбинация

Они собирались на Рокс, и они собирались туда сейчас.

Шэд стоял, мокрый, на пирсе и смотрел, как солдаты бегут вверх по трапам. Чувствовал, как болят его ребра, и пытался сложить победы и потери.

Он попал на Рокс и вернулся обратно, но человек, которого он пришел спасти, утонул или разбился о скалы. Он разрушил схемы вымогательства джамперов, но полиция не забудет, что сделало его тело, управляемое джампером. Он потерял Мелок, он потерял Шелли, а джамперы не потеряли никого.

Дерьмо. Он проиграл. Не было никаких побед.

И Шелли проиграла, и Тахион, и насколько он мог оценить силы вторжения, проиграли и джамперы, и Кафка, и Блоут.

Время скрыться и попытаться решить, что ему делать дальше.

Шэд повернулся и захромал вниз по пирсу, и ночь подняла свою радушную маску и поглотила его.

Тахион лежала на запятанном нефтью берегу Нью-Джерси и извергала из себя галлоны грязной воды. Таксианцы – плохие пловцы. Их родной мир был слишком холодным, чтоб поощрять подобные виды спорта. А в текущем своем состоянии она была гибкой, как гиппопотам. Поэтому она удивилась и обрадовалась, обнаружив себя на берегу, каким бы грязным и угнетающим ни казался пейзаж.

Она перекатилась на спину и дождалась, пока не утихнет отчаянно стучащее сердце. Иллиана посылала волны замешательства, вызванные страданиями ее матери. Тахион послала обратно образы черной воды, пытаясь объяснить ребенку причину своего страха и тот факт, что бояться больше нечего. Замешательство Иллианы стало сильнее, Тахион почувствовал порыв радости – плод считал воду своим домом.

Это заставило ее рассмеяться, и она села.

– Хорошо, маленькая рыбка, я иррациональный трус. Но ты не будешь такой самодовольной, когда присоединишься к нам, сухопутным созданиям.

Где-то в процессе этого кошмарного ночного заплыва она потеряла свою обувь. Вода хлюпала в ее гольфах, когда она встала и попыталась найти точку опоры. Ходьба обещала стать трудной задачей, да еще эта липкая одежда…

Она осознала, что делает, и задушила жалобные мысли.

– Пылающее небо, – сказала она с отвращением. – Ты свободна. Ты свободна и скулишь о мокрых носках.

Тахион запрокинула голову и выкрикнула, ликуя:

– Я СВОБОДНА! ПОШЕЛ ТЫ, БЛЕЗ! Я СВОБОДНА!

Радостные слова отразились странным эхом среди ржавеющих подъемных кранов и гниющих пирсов, усыпавших побережье Нью-Джерси.

Это было все ликование, которое она себе позволила. Она все еще была крайне уязвима и крайне близка к Роксу. Она должна была вернуться в клинику, и быстро. Когда она задерживалась, чтобы найти опору ноге, гниющий горизонт внезапно вызвал в ней сжимающее сердце ощущение дежавю. Странное, потому что никогда в своей жизни она не стояла на берегу прокаженного залива, глядя на раковую опухоль промышленной зоны.

Чье-то чужое воспоминание.

Несмотря на большие возможности ее прошлого тела, у нее не было привычки бродить по личным воспоминаниям других людей. Это сужало круг возможных владельцев данного конкретного обрывка памяти. И так как только Великая и Могучая Черепаха жила в Бейоне, Нью-Джерси, все шансы были за то, что воспоминание принадлежало ему.

Томми. Да! Томми мог доставить ее домой без опасностей, сопряженных с путешествием по городу в одиночку. А если Блез явится за ней, то Черепаха разберется с ним. Теперь оставалось найти кладбище автомобилей, скрывавшее Черепаху и ставшее домом для человека в панцире.

Это было все равно что включить навигатор в мозгу. Она соотнесла кладбище старых автомобилей с компасом в памяти, и в ее голове появился цельный образ. Брошенные авто громоздились, словно стальные ледники, за высокой двенадцатифутовой цепью. Накренившиеся груды шин, как гигантская коллекция гниющих пончиков, вырисовывались на фоне легкой дымки, которая была Манхэттеном. Проблемой был забор.

Она бродила вдоль забора как охотничья собака, пока не нашла ворота. Огромный, хорошо смазанный замок искоса смотрел на нее. Взвешивая его в руке, она жалела, что где-нибудь в напрасно растраченной юности не научилась вскрывать замки. Отличная идея, но совершенно бесполезная. Даже если бы у нее были знания, у нее не было инструментов. Лом. Та же проблема. Ни инструмента, ни, вероятно, достаточно силы.

Она неохотно уронила замок, и он упал на ворота так, что металл задрожал и зазвенел. Где-то начали лаять собаки. Тахион подумала, не стоит ли ей просто стоять здесь и кричать, словно заклинивший клаксон, пока кто-нибудь не появится. Но что, если это было другое кладбище? И что, если владелец заявится с ружьем и не обратит внимания на пол и положение своего посетителя, пока не обстреляет его из обоих стволов?

Она возвратилась к той части забора, которая немного просела между стойками. От земли до закрученной сетки оставалось еще два фута. Подобно обезьяне, использующей и пальцы рук, и пальцы ног, она начала подниматься по сетке. С ее животом это было почти невозможно. В конце концов она нашла способ, хотя ей пришлось принять большую часть нагрузки на спину.

Наверху. Взглядом пожирает торчащие проволочные шипы, там, где соединяются последние ячейки сетки. Ржавые шипы. Она начала перекатываться через них, чувствуя жжение, когда несколько зубцов пропороли ей спину. Острая боль в животе и бедрах, там, куда колют шипы. Теперь сложная часть, балансировать, чтобы найти, куда поставить пальцы…

В другой жизни Тахион часто предупреждал своих беременных пациенток об увеличивающейся по мере развития беременности неуклюжести. Говорил, что они должны избегать стульев, стремянок, лестниц.

И заборов из сетки рабицы, подумала она, когда ее нога соскользнула, проволока распорола ладонь, и она упала спиной вперед. Иллиаааанаа! То, что начиналось как имя в ее разуме, превратилось вскриком в горле, когда она резко приземлилась. К счастью, боги и предки дали женщине ягодицы. Было больно, и она подозревала, что ушибла копчик, но она не сломала ни одной кости, а Иллиана продолжала дремать.

Помня о собаках, Тахион ползла через кучи отходов и надгробных камней индустриального общества. Примерно в центре двора пять широких проходов стекались на площадь. Своего рода звезда с триумфальной аркой, образованной просевшей и побитой погодой лачугой, стоящей в центре, словно усталый старик, присевший на корточки.

Это было то самое кладбище автомобилей. Воспоминания Томми о целой жизни ребяческих игр вокруг этого старого дома толклись в голове Тахиона как потерявшие управление лодки. Порожденные ими ощущения были такими теплыми, что она, забыв о предосторожности, медленно и открыто пошла к крыльцу.

Она не упала лишь потому, что успела вовремя опустить ногу на землю. Ее развернуло, когда огромная черная собака, помесь лабрадора и добермана, прыгнула на нее. Его плечо ударило ее по бедру. Она закачалась, но смогла удержаться на ногах. Собака развернулась, когда она бросилась к крыльцу, хотя его безопасность теперь вызывала сомнения.