Виктор Милан - Джокертаунская комбинация

Кройд пожал плечами. Он был вялым и сонным, с красными глазами. Он выглядел, словно розовокожая летучая мышь, пьющая гормоны роста, – не самое приятное зрелище. Он прибыл на Рокс, когда почувствовал, что Манхэттен небезопасен больше для джокеров. Это засада, чувак. Знал бы я, что Шэд поднимет такой шум.

– Это я могу сделать, конечно. Я все же думаю, будет проще нам всем собраться здесь и выступить против Тахиона.

– Все не так просто, – сказал я. – Ты не знаешь, что тут творится. Я должен быть честен с тобой, Кройд. У меня есть комната в башне, оборудованная для тебя – дьявол, ты один из героев-джокеров, – но я не могу обещать тебе, что здесь будет безопаснее, чем на Манхэттене.

– Я рискну, – Кройд пожал плечами. Мембраны крыльев зашелестели. – И я заплачу за постой. Я доставлю послание, можешь не беспокоиться насчет пробок. Что там в пакете?

– Шантаж.

Кройд усмехнулся и улетел.

Я не шутил. Кем бы ни был этот туз, то, что он разрушил схему «прыгни в богатого», давало мне лучик надежды. Теперь на власти давили, требуя, чтобы кто-нибудь ответил за это. Я напоминал Лэтхему, что у меня все еще оставалось много информации об этой схеме, которая способна очень сильно усложнить его жизнь. Конечно, ранее он уже отбрасывал в сторону подобные угрозы, но сейчас дело стало по-настоящему жарким. Я также заверял его, что информация эта никогда не утечет в чужие руки, если он окажет мне одну небольшую услугу: убедит Блеза отпустить Тахиона или просто вызволит Тахиона сам. В конце концов, я знал, о чем думал Лэтхем, я знал, что он, как и все прочие, терпеть не может Блеза. Я знал, что он также боится Блеза. В моем письме я спросил его, что может случиться с Блезом, если все узнают от Тахиона о произошедшем. Блез, в конце концов, был официальным главой джамперов.

Кройд возвратился через несколько часов.

– Сделано, – сказал он. – Лэтхем передал, что он обо всем позаботится.

Я счастливо засмеялся. Да! Я ликовал. Скоро, моя любовь! Скоро ты будешь свободна. Все сделано!

Я сделал это. Это заняло гораздо больше времени, чем я мог представить в своих кошмарах, но несправедливость наконец прекратится. Было так приятно осознавать это, так чертовски приятно. Даже цвета Босха казались более яркими.

Кройд тоже посмотрел на картину, вздохнул и зашелестел крыльями, оборачивая их вокруг морщинистого иссохшего тела.

– А теперь, где я могу поспать, губернатор? – спросил он.

Человек был синтоистским священником, но в попытке удовлетворить всех он носил черный костюм и черную водолазку. Март был достаточно солнечным, чтобы сделать одежду неудобной. Он явно начал потеть.

– Возлюбленные, – сказал он с некоторым азиатским акцентом, – мы собрались сегодня здесь, чтобы отпраздновать… – он прервался и озадаченно посмотрел в молитвенник. Затем, с ужасно смущенным видом пролистнул несколько страниц и начал погребальную службу.

Вероника неловко заерзала на складном металлическом стуле, так же, как и большинство в немногочисленной толпе скорбящих. Для Вероники это был способ не рассмеяться. Ичико, подумала она, рассмеялась бы. Но Ичико была мертва.

– Я не знал Ичико лично, – сказал священник, начиная бубнить, – но из того, что я понял, она была душою доброй, щедрой и любящей.

Веронике стало интересно, как он мог заниматься этим, стоять рядом с ее гробом и пытаться говорить о том, кого он никогда не знал. Она переключила внимание и снова огляделась в поисках Фортунато. В конце концов, Ичико была его матерью. Вероника сама послала телеграмму в монастырь на Хоккайдо, где скрывался Фортунато. Ответа не было, как не было ответа и на все другие письма или просьбы, которые ему посылали. Вокруг она увидела лишь солнце и птиц, плещущихся в лужах, оставшихся после утреннего дождя.

Всего на службу пришла, может быть, дюжина человек. Корделия и Миранда, конечно же. Они оставались с Ичико до конца. Несколько бывших гейш. Копатель Даунс, вероятно, надеющийся на появление Фортунато. Три пожилых человека. Вероника не знала их. Естественно, никого из знаменитых клиентов Ичико, они не могли позволить себе появиться на ее похоронах.

Было множество цветов.

Она снова посмотрела на стариков, спрашивая себя, может ли один из них быть Джерри Штраусом под личиной? Она не слышала о нем с его последнего провала, но это было не в духе Джерри – сдаваться так просто. О его способности менять внешность ей рассказала Миранда. Сам он никогда не делал ничего подобного за все то время, что пользовался ее профессиональными услугами. Все трое стариков, казалось, вот-вот заснут.

К тому же, подумала она, даже Джерри может не узнать меня сейчас.

Трансформация началась в ночь смерти Ханны, полтора года назад.

Ханна стала тем, для чего жила Вероника, причиной, по которой ее заботило, как выглядит ее тело, причиной, по которой она могла вставать по утрам, причиной, по которой каждый день она отправлялась в центр за порцией метадона, смешанного с приторно-сладким апельсиновым соком. И Ханна каким-то образом сумела повеситься в тюремной камере до того, как Вероника смогла до нее добраться.

Пытаясь попасть к ней, Вероника узнала о себе многое, о чем даже не подозревала. Ей передал это ее редкий любовник Кройд, время от времени распространяющий вирус дикой карты. Она развила способность, которую не вполне понимала, которую едва использовала. Казалось, она может сделать другого человека слабым, беспомощным, безвольным.

Но даже эта сила не помогла ей спасти жизнь Ханны.

Она ушла из полицейского участка и побрела назад, в квартиру, которую делила с Ханной, и упала в постель, прижимая к себе кошку и желая, желая уснуть. В три утра она внезапно проснулась, уверенная, что она в опасности. Полиция могла найти ее здесь, ее мог найти и тот, кто убил Ханну.

Без сомнений, это было убийство. Какая-то внешняя сила вдруг овладела Ханной в банке в центре города, а Вероника просто беспомощно стояла рядом. Та же сила была в ответе и за ее самоубийство.

Она упаковала чемодан и поместила Лиз в кошачью переноску, вызвала такси. Она ждала, стоя в тени у входа в здание, пока не приехала машина, затем быстро запрыгнула внутрь и назвала адрес Ичико.

Веронике пришлось пройти в спальню Ичико и разбудить ее, что было гораздо сложнее, чем она ожидала. Наконец, Ичико выбралась из постели, с трудом натянула кимоно и несколько раз небрежно прошлась щеткой по волосам. Никогда раньше Вероника не видела ее без макияжа. Она позволила себе забыть, как стара была Ичико в свои семьдесят.

– Мне нужна помощь, – сказала Вероника. – Ханна мертва. Она покончила с собой – так они сказали – в тюремной камере. – Именно Ичико первая послала ее к Ханне для консультации. – Но она бы никогда не убила себя. Это не в ее духе.