Владимир Щербаков - Болид над озером

— Нет! — воскликнула она. — К тому же здесь нет вокзала. Так, павильончик…

Нужно ли говорить, что за рулем кремовой «Волги» сидел тот самый человек, которого я видел с ней? Только теперь на нем был костюм мышино-серого цвета, который делал его как бы неприметным, и острижен он был коротко и оттого, наверное, казался моложе.

— Все, — она царственно протянула мне руку, и я коснулся ее длинных стройных пальцев губами, следуя старинному этикету.

— Прощайте!

Машина рванула с места. Она даже не оглянулась.

Утро. Яркое солнце. Я несколько минут лежу с открытыми глазами, потом встаю. Теперь все эти три недели кажутся сном.

Убираю постель, обнаруживаю пропажу. Нет булавки! Обыскиваю комнату. Тщетно. Дожидаюсь уборщицы, начинаю объясняться.

— Да зачем мне ваша булавка! — восклицает она и в сердцах хлопает дверью.

…Там, где обычный человек ничего не заподозрит, атлантолог способен увидеть многозначительные подробности. Со мной это произошло уже в Москве.

Это произошло уже в Москве… Незаметно пролетела зима.

Два направления поисков всецело захватили внимание. Я знал наизусть все перекрестки и улицы исчезнувшего города, бродил там, кажется, не только во сне; по ночам засыпал над картой… А работать приходилось, как никогда. Было ясно, что я отставал от некоторых своих коллег, например от Санина. У Санина особый талант: после его статей иногда казалось, что находки во всех без исключения регионах имели прямое отношение к Восточной Атлантиде.

Следовательно, надо переворошить пору книг и кипы журналов на всех языках. Но ведь я не полиглот! Я, пожалуй, кроманьонец. Рута права. С логикой у меня хуже, чем с образами. Что я, к примеру, люблю? Летом люблю купаться, весной выбираю сухой пригорок в лесу или в парке, сажусь под нагретый солнцем ствол дерева, и вот уже по спине течет ток тепла, которое отдает мне дерево. Как этруск я различаю полезные и вредные деревья: осина снимает головную боль, сосна бодрит, береза помогает ровно и спокойно работать сердцу.

…Но и весной бывают пасмурные, хмурые дни. В один из таких дней грезы о далеком городе, оставленном потомками атлантов, обернулись неожиданным приключением. В семь вечера я был в зоологическом музее университета, протиснулся в зал. Здесь должна была состояться лекция по моей теме. Докладчик довольно молод, самоуверен… Сначала он напомнил о недавно обнаруженных британским археологом Мальмстремом двенадцати гватемальских изваяниях. К каждому изваянию археолог подносил ручной компас, и стрелка его отклонялась на разный угол и даже прыгала, как в районе магнитной аномалии. Каменные фигуры, изображавшие людей, оказались магнитными. Они старше китайского компаса на две тысячи лет. Какую роль они играли тысячелетия назад? Не известно. Кто их создал? Ответа нет и на этот вопрос, хотя, конечно, атлантологу ясно, что без тайных знаний атлантов тут не обошлось.

Леонид Петрович Караганов — так зовут докладчика — не без иронии привел слова Мальмстрема: «Для ольмеков или их предков непознанные законы магнетизма могли быть магической силой, такой же непонятной, как загадочные миграции морских черепах в океане». А затем добавил:

— Так, найденный через четыре тысячи лет после нас обычный чайник может привести отдаленного потомка Мальмстрема к выводу: люди двадцатого века считали пар магической силой, такой же непонятной и загадочной, как движение облаков в атмосфере.

Едва успели оценить критический ум докладчика, едва утихли смешки, как вдруг я заметил во втором ряду, впереди и справа от меня, человека из сна. Он тоже улыбнулся мгновенной какой-то улыбкой, хотя глаза его остались серьезными и внимательными. Я наблюдал за ним исподволь, соблюдая на всякий случай осторожность. Это был человек, который оглянулся, когда я закрывал деревянную дверь во дворце. Человек, которого я видел позже… Я думал, он мне трижды приснился — и только. Но нет! Вот он, я вижу порой его профиль, он слушает Караганова. Иногда что-то записывает в блокнот. Одет в кожаную куртку. Кажется, я увижу сейчас широкий светлый ремень или пояс, который разглядел тогда.

Куртка его расстегнута, остается дождаться момента, когда он чуть повернется вслед за расхаживающим у доски докладчиком… Нет, не могу удостовериться в этом. Впрочем, никаких доказательств мне и не надо. Это он. О чем там говорит Леонид Караганов?

Ах, вот оно что… Оказывается, еще в начале века находили фигурки людей, подобные гватемальским. Но тогда не знали, что они магнитные или заряжены неведомым нам образом. И те, ранее найденные фигурки, побывали у психометристов, как их тогда называли, у сенситивов.

Я увидел: Караганов достал из маленькой своей наплечной сумки фигурку женщины из темного камня. У меня почти не было сомнений — такой же темный камень я видел уже где-то… Разве статуя перед храмом в городе моих грез не похожа чем-то на фигурку? Камень так же мягко отражает свет, и глянец его не слепит, должно быть, глаз при самом ярком солнце — там, в джунглях.

В ту же минуту человек, за которым я наблюдал, извлек из своего бокового кармана почти такую же статуэтку. Он держал руку с ней у колен, вряд ли кто-нибудь заметил ее, но я-то видел! Он переводил взгляд со своей вещицы на ту, что демонстрировал Караганов, словно убеждаясь в тождестве или, может быть, отыскивая едва уловимые различия.

Я не спускал с него глаз. Вот человек спрятал статуэтку. Незаметным кивком словно одобрил слова Караганова, но кивок, конечно, предназначался не докладчику. Кому же? Я окинул взглядом зал. Здесь я никого не знал, кроме одного журналиста, который посещал без разбору все встречи, симпозиумы и доклады, несмотря на почтенный уже возраст. (Помнится, еще юношей я обратил на него внимание: тогда всходила звезда кибернетики, и он сидел в первом ряду — в костюме, голубой рубашке, воротничок которой по тогдашней моде был поднят на воротник пиджака, а Норберт Винер — собственной персоной — негромко рассказывал нам о волнах мозга.) …Караганов вспоминал о старом эксперименте с подобной же статуэткой, найденной в Южной Америке. Он стал утверждать, что эксперимент не вызывает у него сомнений. Статуэтка действительно обладает престранным свойством: каждый, кто возьмет ее в руку, ощущает подобие электрического тока, бегущего по телу. Что это? Генри Хаггард, автор романов «Дочь Монтесумы», «Копи царя Соломона», «Прекрасная Маргарет» и других книг, привез эту вещицу из Бразилии, но эксперты Британского музея не могли объяснить ее происхождение. Раньше появлялись публикации, в которых развивалась мысль, что любой материальный предмет хранит в себе как бы запись своей истории. Каким образом — вопрос открытый… Но сейчас ясно, что находки в Гватемале проливают свет и на историю со статуэткой Хаггарда.