Бернард Вербер - Муравьи

Ветка снесла купол, как будто это был розовый бутон, она промела все коридоры. Солдаты тщетно стреляли изо всех сил, кислота не действовала на растительного агрессора.

Лашолаканцы изнемогали от ужаса. Потом, наконец, все прекратилось. На два градуса тепла наступила передышка, а затем появились легионы карликов, продвигавшиеся боевым шагом.

Отразить первую атаку развороченному Городу было трудно. Потери исчислялись десятками тысяч. Уцелевшие, в конце концов, укрылись в корне сосны и держат осаду. Но они долго не простоят, у них нет никаких продуктовых запасов, и бои уже идут в древесных артериях запретного Города.

Ла-шола-кан является частью Федерации. Бел-о-кан и все соседние дочерние Города должны его спасти. Приказ о выступлении был дан еще до того, как усики приняли окончание первого рассказа о драме. Кто там еще говорит, что надо отдохнуть, набраться сил? Первая весенняя война началась.

Пока самец № 327, самка № 56 и солдат № 103683 бегут вверх по этажам, все вокруг них кипит.

Кормилицы спускают яйца, личинок и куколок на минус сорок третий этаж. Доильщики тли прячут свой зеленый скот на самое дно Города. Крестьяне готовят измельченные продуктовые запасы, могущие служить солдатским пайком. В залах военных каст артиллеристы до отказа наполняют брюшки муравьиной кислотой. Бойцы ближнего боя затачивают мандибулы. Наемники строятся в тесные легионы. Самцы и самки укрываются в своих кварталах.

Прямо сейчас атаковать нельзя, еще слишком холодно. Но завтра утром, с первыми лучами солнца, война забушует.

Самый толстый из двух полицейских обнял мальчика за плечи.

— Значит, ты совершенно уверен? Они там?

Измученный ребенок молча высвободился. Инспектор Гален склонился над лестницей и громко и смешно крикнул: «О-о!» Ему ответило эхо.

— Похоже на то, что там действительно глубоко, — сказал он. — Так просто спускаться нельзя, нужно оборудование.

С озабоченным видом комиссар Билшейм прижал пухлый палец к губам.

— Естественно. Естественно.

— Я пойду спасателей позову, — сказал инспектор Гален.

— Хорошо, я пока поговорю с малышом. — Комиссар показал на сломанный замок.

— Это твоя мама сделала?

— Да.

— Скажите-ка, шустрая у тебя мама. Я знаю немногих женщин, которые умеют паяльной лампой взламывать бронированные двери… И не знаю ни одной, которая могла бы прочистить раковину.

Николя было не до шуток.

— Она хотела найти папу.

— Да, правда, извини меня… Сколько времени они там внизу?

— Два дня.

Билшейм почесал нос.

— А зачем твой папа туда спустился, ты знаешь?

— Сначала чтобы найти собаку. Потом — не знаю. Он купил кучу металлических щитков и унес их вниз. А потом он купил много книг про муравьев.

— Про муравьев? Естественно, естественно.

Комиссар Билшейм, изрядно озадаченный, пробормотав еще несколько раз свое «естественно», ограничился покачиванием головы. Дело принимало скверный оборот. Он его не чувствовал. Он не в первый раз сталкивался с «особыми» случаями. Можно даже сказать, что ему систематически подпихивали все «глухие» дела. Это объяснялось, несомненно, одним из главных свойств Билшейма: он внушал сумасшедшим уверенность, что те, наконец, встретили понимающего собеседника.

Это был природный талант. Когда он был еще совсем маленьким, одноклассники поверяли ему все свои сомнения. И Билшейм с умным видом кивал головой, смотрел на своего товарища и не говорил ничего, кроме «естественно». Это всегда проходило на ура. Мы усложняем себе жизнь, произнося замысловатые фразы и комплименты, чтобы произвести впечатление или соблазнить собеседника. Билшейм понял, что простого слова «естественно» совершенно достаточно. Так раскрывается еще одна тайна межчеловеческого общения.

Феномен был тем более любопытным, что юный Билшейм, который практически все время хранил молчание, завоевал в своей школе репутацию златоуста. Его даже просили выступить на выпускном вечере в конце года.

Билшейм мог бы стать психиатром, но униформа имела над ним магнетическую власть. Белый халат в его глазах не выдерживал с ней никакого сравнения.

В этом спятившем мире полиция и армия были в конечном итоге знаменем тех, кто «не поддавался». Билшейм, хоть и считал, что понимает собеседников, на самом деле ненавидел тех, кто воспринимал все вкривь и вкось. Какие-то ненормальные! А больше всего его раздражали люди, которые в метро во всеуслышание вещают о том, как им только что не повезло: не терпится, видать, пережить невезение заново. Когда Билшейм пришел в полицию, его дар быстро заметило начальство. Ему стали беспрестанно сплавлять все «необъяснимые» случаи. Как правило, они таковыми и оставались, но он ими занимался, и это было уже немало.

— Да и потом есть спички!

— А при чем тут спички?

— Если хочешь найти решение, из шести спичек надо сделать четыре треугольника.

— Найти какое решение?

— «Способ думать по-другому». Так говорил папа.

— Естественно.

На этот раз мальчик взорвался:

— Нет, не «естественно»! Надо найти геометрическую форму, включающую четыре треугольника. Муравьи, дядя Эдмон, спички — все связано.

— Дядя Эдмон? Кто это дядя Эдмон? Николя оживился.

— Тот, который написал «Энциклопедию относительного и абсолютного знания». Но он умер. Может быть, из-за крыс. Это крысы убили Уарзазата.

Комиссар Билшейм вздохнул. Есть от чего прийти в отчаяние! Кто же вырастет из этого пацана? Как минимум алкоголик. Инспектор Гален вернулся, наконец, со своими пожарными. Билшейм посмотрел на Галена с гордостью. Вот это боец! Его даже подгонять не надо! Истории с сумасшедшими его возбуждали. Чем дело было запутанней, тем больше оно его захватывало.

Билшейм понимающий и Гален-энтузиаст составляли официальную бригаду по расследованию «глухарей» с психами. Их уже посылали заняться старушкой, которую сожрали ее собственные кошки, проституткой, душившей клиентов языком, каким-то малышом, отрубавшим головы мясникам…

— Ну, ладно, шеф, — сказал Гален, — вы оставайтесь здесь, а мы ныряем и доставляем их вам на надувных носилках.

В своей брачной ложе Мать прекратила откладывать яйца. Она поднимает один усик и просит всех выйти. Ее служанки исчезают.

Бело-киу-киуни, живой половой орган Города, обеспокоена.

Нет, она не боится войны. Она уже и выиграла, и проиграла около пятидесяти войн. Ее тревожит другое. Эта история с секретным оружием. Эта вертящаяся и сносящая купол ветка акации. Она не забыла рассказ самца № 327 про двадцать восемь воинов, умерших, не успев даже встать в боевой порядок… Можно ли от такого вот так вот взять и отмахнуться?

Тем более сейчас.

Но что же делать?

Бело-киу-киуни вспоминает, что однажды она уже сталкивалась с «необъяснимым секретным оружием». Это было во время войн с термитниками Юга. В один прекрасный день ей объявили, что подразделение из ста двадцати солдат не уничтожено, а «обездвижено»! Все просто обезумели от ужаса. Муравьи решили, что уже никогда не победят термитов, что теперь у врага решающий технологический перевес.