Анатолий Шалин - На готовенькое, или Бунт марионеток

Сидевший за большим, темно-вишневой полировки деревянным столом человек поднял голову и, отодвинув в сторону папку с бумагами, внимательно посмотрел на Юрия.

После взаимных приветствий, представлений и рукопожатия Юрий был усажен в одно из кресел возле старинного шахматного столика, а хозяин кабинета, вопросительно взглянув на гостя, сказал:

— Чай, кофе, более крепкие напитки… Что предпочитаете, Юрий Алексеевич?

Вспомнив свои вчерашние подвиги и гостеприимство Сушакова, Юрий тяжело вздохнул:

— Нет, спасибо, если можно, бутылочку кефира. У меня к вам, Андрей Кузьмич, несколько деликатных вопросов. Если вы, конечно, позволите мне их задать.

На спокойном, даже немного грустном лице Фокина не появилось и тени волнения.

— Отчего же… Отчего же… Буду рад помочь. Спрашивайте, — Фокин улыбнулся совершенно обезоруживающей улыбкой, поднялся из-за стола, подошел к одному из встроенных в стену кабинета шкафов, открыл дверцу и достал из одного отделения литровый пакет с кефиром, а из другого — два больших хрустальных стакана и булку свежего белого хлеба. Расставив все это на столике, неторопливо разлил кефир по стаканам и уселся в кресло, напротив Юрия.

«Нет, не он! Тот Фокин с Земли из отеля „Галактика“ после покушения, после дюжины пулевых ранений, после анатомки не может так улыбаться. Это другой… У него и шрамов на лице нет… Хотя…»

— Итак, за ваше здоровье, — чуть улыбнувшись, сказал Фокин и, взяв стакан с кефиром, с видимым удовольствием отпил несколько глотков. — Да. Так что вас интересует, Юрий Алексеевич?

— На Адрии меня заинтересовало многое. Я четвертые сутки на планете, а вопросов уже выше головы. Загадочная у вас здесь жизнь. Впрочем, об этом, наверное, потом. Я хочу быть с вами, Андрей Кузьмич, откровенным, на планету я попал некоторым образом из-за вас.

Выдавив из себя последнюю фразу, Юрий внимательно посмотрел на Фокина, пытаясь определить, какое впечатление произвели его слова, однако хозяин кабинета, по крайней мере внешне, оставался вполне спокойным, неторопливо потягивал кефир из стакана и, как показалось Юрию, вполне доброжелательно, даже с какой-то жалостью посматривал на своего смущенного гостя.

— Да вы не стесняйтесь, Юрий Алексеевич, продолжайте, я слушаю.

И Юрий подробно рассказал об известном ему покушении на двойника Фокина в отеле «Галактика», о восьми смертельных пулевых ранениях, о неожиданном воскресении загадочного двойника, о его невероятной живучести. Изложил обстоятельства встречи с другом детства Степкиным. Объяснил, почему его, как эксперта и как ученого, занимающегося феноменами космической биологии, заинтересовал этот случай невероятной живучести организма человека или псевдочеловека.

Фокин выслушал рассказ очень внимательно и очень спокойно, ни разу не перебил вопросом или какой-либо репликой, однако у самого Юрия почему-то складывалось впечатление, что Андрею Кузьмичу вся эта история с покушением в общих чертах уже известна и только вежливость не позволяет ему откровенно скучать, слушая излияния гостя. Реакция на рассказ тоже оказалась не совсем такой, на какую рассчитывал Юрий. Фокин явно развеселился, что-то в рассказе Юрия его позабавило.

— Так, так… — пробормотал он, весело взглянул на Юрия и, встав из кресла, принялся неторопливо прохаживаться по кабинету. — Значит, восемь смертельных пулевых ран. Нет, все же вы, голубчик, меня сегодня насмешили. Ай-яй-яй! И служба безопасности космофлота, конечно… Значит, говорите, неизвестные террористы, пришельцы… Гм… Вот дурачье… И ведь говорил ему, говорил, не связывайся с Землей… Ведь говорил же… — Казалось, Фокин совсем забыл о присутствии Юрия в кабинете и разговаривает сам с собой. — Что ж, так оно и должно было случиться… Фатум, судьба… Да… именно, именно… Нет, второй раз он уже так глупо не подставится. Теперь его не взять… За что боролись… Нет, это их проблемы… Не надо было дразнить гусей… Мое дело — филантропия…

Фокин вдруг резко остановился перед Юрием и, уставившись в его глаза тяжелым, неимоверно тяжелым, гипнотическим взглядом, силой которого, наверное, можно было сгибать подковы, спросил:

— Там, с ним, в номере отеля была женщина? Отвечайте! Была? Стройная, молодая, красивая, золотистые локоны до плеч… Отвечайте?

И от этого свинцового, давящего взгляда хозяина кабинета, от железных интонаций голоса, еще минуту назад бархатного и столь обходительного, и от самого вопроса Юрия прошиб озноб. Он почувствовал какую-то предательскую слабость в ногах, ничем не оправданный вроде бы страх, и вдруг очень отчетливо осознал, что еще мгновение — и взгляд, чудовищный взгляд Андрея Кузьмича просто испепелит его на месте. Начиналась какая-то мистика, чертовщина, ничем вроде бы не оправданная и не объяснимая на фоне всей этой сверхсовременной техники, компьютерных систем и научных лабораторий. И собрав все свои силы, волю, уже почти раздавленную взглядом Фокина, Юрий прошептал:

— Да не было там никакой женщины, не было. Успокойтесь, Андрей Кузьмич, не было…

И тяжесть исчезла, легкость, почти космическая невесомость и умиротворение появились и в душе, и в теле. Взгляд Фокина вновь стал добрым и ласковым. Андрей Кузьмич виновато потупил глаза и, прошептав:

— Извините, голубчик Юрий Алексеевич, это я так, понервничал… — устало опустился в кресло и закрыл на минуту глаза, весь обмякнув и расслабившись. Затем тихо сказал: — Все проходит, все уже прошло… улыбнулся и, подмигнув Юрию, добавил, — Что ж, спрашивайте, голубчик, спрашивайте, что же вас волнует во всей этой истории. Постараюсь, насколько в моих силах, удовлетворить ваше любопытство.

— Вам, наверное, сегодня трудно, Андрей Кузьмич? Может, встретимся завтра, поговорим в другой раз?

— Другого раза, мой милый, может и не быть, — печально усмехнувшись, произнес Фокин. — Вам сегодня предоставлена уникальная возможность узнать обо всем, так сказать, из первых рук, так используйте же момент удачи и мое болтливое настроение.

— Хорошо, Андрей Кузьмич, воспользуюсь вашей любезностью, — сказал Юрий. — Меня, как вы уже поняли, интересуют, главным образом, три вопроса. Что происходит на Адрии? Как эти события и случай в отеле «Галактика» связаны с вами? И последний вопрос. Из встреч с сотрудниками Адрианского центра мне показалось, поймите меня правильно, возможно, это мое ошибочное впечатление… Так вот, мне показалось, что перед упоминанием даже одной вашей фамилии кое-кто на Адрии испытывает некое сложное чувство, этакую смесь восторга, восхищения и… страха. Да, именно страха… Разве у работающих здесь людей есть на это чувство какие-то весомые основания, Андрей Кузьмич?