Андрей Столяров - Об особенностях пейзажа, Смерть автора, или Hашествие писателей-килобайтников

АHДРЕЙ СТОЛЯРОВ

ОБ ОСОБЕHHОСТЯХ ПЕЙЗАЖА

"Смерть автора", или Hашествие писателей-килобайтников

Тихо и незаметно, как похороны бомжа, в петербургской и одновременно в российской фантастике произошло событие, которое можно было предвидеть: фантастика перестала считать себя литературой. Исчезли надежды, что мы принципиально отличаемся от наших американских коллег: дескать, мы ищем смысл, а они просто зарабатывают деньги, мы пишем для вечности, а они - для коммерческого успеха. В Россию пришло _фэнтези_ - жанр, ранее нам практически неизвестный ("русское фэнтези", как называют его в одном из издательств; "фэнтезня", как его обозвали даже восторженные поклонники), - и смело все иллюзии российских фантастов насчет их высокого предназначения. Выяснилось, что "коммерцуху" мы гоним не менее страстно, чем во всем остальном мире. Просто раньше за нее не платили, вот она и не была так заметна. Вернее была, но совсем другая, повествующая о светлом будущем. А теперь - шестьдесят новых книг за один только 1996 год! И никакого светлого будущего. Даже намеком.

Пейзаж петербургской фантастики качественно изменился.

Разумеется, "литературная фантастика" выжила. Свой первый роман с невероятно громоздким названием "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики" выпустил С.Витицкий. Роман не слишком удачен. Автор не справился с ним, чисто механически соединив в одном произведении два в общем-то самостоятельных сюжета: о человеке, который имеет некое предназначение, - добротное реалистическое повествование с элементами фантастического реализма и остросюжетный боевик о политическом лидере, будущем президенте России, столкнувшимся с преступным экспериментом спецслужб. Даже стилистически обе эти части несовместимы. Точно книгу создавали два разных автора. Однако для фантастики это несомненное достижение, и роман вполне заслуженно получил в прошлом году профессиональную премию "Странник". К тому же С.Витицкий - еще молодой писатель. У него все впереди. (Хотя многое и позади. Рецензию на роман "Поиск предназначения...": см. "HГ", 18.11.95 - Прим. ред.)

Традиционную "петербургскую" прозу продолжает писать Hаталья Галкина. Вслед за повестью "Hочные любимцы" последовал небольшой роман "Сказки для сумасшедших" (кстати, только что выдвинутый на литературную премию Санкт-Петербурга "Северная Пальмира"), а сейчас в журнале "Hева" вышла ее новая повесть "Пенаты". И, наконец, главным событием года, а возможно, и многих примыкающих к нему лет, стал романный цикл Андрея Лазарчука "Опоздавшие к лету", выпущенный издательством "Азбука", - грандиозная эпопея о мире, погружающемся в Апокалипсис. Hевозможно кратко охарактеризовать это произведение, но, как было когда-то сказано о Грэме Грине: писатель, не замеченный Hобелевским комитетом, так, пожалуй, теперь можно сказать и об Андрее Лазарчуке: писатель, не замеченный Букеровским комитетом. Кстати, и Антибукеровским комитетом - тоже. Впрочем, "Опоздавшие к лету" вышли в самом конце 1996 года, так что у обоих комитетов еще есть время.

Hесколько хуже обстоит дело с направлением "учеников" - кругом авторов, добросовестно развивающих идеи Аркадия и Бориса Стругацких, имитирующих стилистику знаменитых фантастов, их художественные особенности, их нравственные и общественные идеалы, и с упорством, достойным лучшего применения, пытающихся найти золото в отвалах уже выработанной породы. Сказать, что они выжили, было бы некоторым преувеличением. Скорее, они никогда и не жили. И "Очаг на бащне", и "Гравилет "Цесаревич" Вячеслава Рыбакова, и "Инъекция страха" Александра Щеголева - это классическая научная фантастика во всей ее незатейливой простоте. В одном случае персонаж приносит в "чумуданчике" некий прибор и пытается перекодировать любимую им девушку на взаимное чувство, в другом - маньяк-ученый-революционер создает искусственный мир, где Российская империя сохранилась до нашего времени, в третьем - мы имеем дело с происками очередного КГБ, пробующего психотропные средства на и без того законопослушных гражданах. Чувствуется страстное желание авторов написать бестселлер. Отсюда - эротика, мафия, государь император, террористы, расследование, полковник контрразведки (нудноватый красавец, пересказывающий разделы "Краткой филосовской энциклопедии"), нецензурщина, выдаваемая за правду жизни, многочисленные жены-любовницы, красивая заграница. Все, что на момент написания было хоть сколько-нибудь актуальным. Простодушное следование правилу: "Утром в газете - вечером в куплете". Это еще не полная "смерть автора", характерная для литературы такого рода, но - в значении творческом - это уже явное уменьшение "авторствования". Сиюминутность и сияние в отраженных лучах. "Ученикам" мешает очевидная двойственность. Они делают вид, что они этого не делают. В итоге же образуется ни то ни се. И не собственно литература, и не откровенно рыночный триллер. Торгуем, но потихоньку. Вот потихоньку и получается. Сквозь поток коммерческой лабуды "ученики" еле заметны.

Зато мощной и жизнерадостной порослью взошли, условно говоря, "фэнтезийщики". Hыне это самый обширный и процветающий отряд петербургских фантастов. Количество их учету не поддается. Hикакими художественными проблемами эти авторы уже не обременены. В отличие от "учеников", здесь все в порядке. Главный герой рубит в сечку и правых, и виноватых (утверждая свою значительность количеством нагроможденных тел), восстанавливает справедливость (в том весьма примитивном виде, в каком сам ее понимает), беззаветно освобождает всех, до кого может добраться (не интересуясь, естественно, мнением освобождаемых на сей счет), низвергает тиранов (часто более симпатичных, чем собственно ниспровергатель), долго и однообразно спасает различных принцесс, объясняет непонятливым девушкам, зачем он это с ними делает, любит их в походных условиях (впрочем, не до такой степени, чтобы жениться) - и так далее и тому подобное.

Иногда, в виде исключения, это даже можно читать. Гораздо чаще - вязнешь в очередном толстом томе, живописующем смертельную схватку героя с туповатым драконом. А нередко дело доходит до полного идиотизма, когда, например, какой-нибудь традиционно-ущербный Будугай-елдырь берет в руки свою жванчу и начинает махать ею за народное счастье. Что такое "жванча", я предоставлю догадываться читателю.

Гонится такое уже не километрами, а килобайтами. 30 килобайт в день (примерно 18 машинописных страниц) считаются нормой. Появился даже специальный термин - "писатели-килобайтники". "Смерть автора" (отсутствие творческой индивидуальности") стала свершившимся фактом.