Джек Вэнс - Лионесс: Сад принцессы Сульдрун

«Мы обсуждаем бессмысленный вопрос. Кроме того, этот разговор меня раздражает, — она повернулась, чтобы уйти. — Я собираюсь вернуться к себе».

«И что же мне делать?»

«Делай, что хочешь. Поспи на солнышке, если тебе так угодно. Или возвращайся в Тинцин-Фюраль».

«Для существа, более близкого, чем сестра, ты положительно ядовита», — с укором сказал Карфилиот.

«Ты ошибаешься — мне абсолютно все равно».

«В таком случае, если я могу делать, что хочу, я воспользуюсь твоим гостеприимством».

Задумчиво поджав губы, Меланкте зашла во дворец; Карфилиот последовал за ней. Они задержались в вестибюле — круглом помещении, украшенным лазуритом, розовым мрамором и золотом; на мраморном полу лежал бледно-голубой ковер. Меланкте позвала мажордома: «Проведите Фода в его комнату и позаботьтесь о том, чтобы у него было все, что потребуется».

Карфилиот выкупался и некоторое время отдыхал. Сумерки сгущались над океаном; в комнате становилось темно.

Герцог оделся во все черное. В вестибюле ему повстречался мажордом: «Леди Меланкте еще не вышла. Если вам угодно, вы могли бы подождать ее в малой гостиной».

Карфилиот уселся в гостиной; ему подали бокал пунцового вина с привкусом меда, сосновой хвои и граната.

Прошло полчаса. Серебристокожая служанка принесла поднос со сладостями, каковые Карфилиот попробовал без энтузиазма.

Через десять минут, поставив бокал на стол и подняв глаза, он обнаружил стоящую перед ним Меланкте. На ней было длинное черное платье без рукавов, самого простого покроя. У нее на шее, на узкой черной ленте, висел неограненный черный опал. Контраст с черным придавал ее бледной коже и большим глазам видимость уязвимости к наслаждению и боли — видимость, способную возбудить любого, кто пожелал бы причинить ей боль, наслаждение или и то, и другое.

Помолчав, она присела рядом с Карфилиотом и взяла с подноса бокал вина. Карфилиот ждал, но она ничего не говорила. Наконец он спросил: «Ты хорошо отдохнула после полудня?»

«Ни о каком отдыхе не было речи. Я выполняла кое-какие экзерсисы».

«Неужели? С какой целью?»

«Стать колдуньей очень трудно».

«Но ты к этому стремишься?»

«Разумеется».

«Значит, это не слишком трудно?»

«Я изучаю самые начала. Настоящие трудности впереди».

«И ты уже меня опередила!» — шутливо воскликнул Карфилиот. Меланкте не улыбнулась.

Наступило тяжелое молчание. Наконец она поднялась из-за стола: «Пора ужинать».

Меланкте привела его в просторное помещение, где стены были облицованы панелями необычайно черного дерева, а пол выложен полированными плитами черного габбро. Освещали зал несколько хрустальных призм, установленных над панелями стен.

Ужин подали на двух подносах; каждый содержал непритязательное блюдо: мидий, тушеных в белом вине, с хлебом, оливками и орехами. Меланкте ела мало, почти не обращая внимания на Карфилиота и не пытаясь завязать разговор. Раздосадованный Карфилиот тоже держал язык за зубами — ужин прошел в молчании. Карфилиот выпил несколько бокалов вина и, наконец, с решительным стуком поставил бокал на стол: «Ты прекраснее мечты во сне! И при этом холодна, как рыба!»

«Это не имеет значения».

«Что может нас сдерживать? Разве мы не половины одного целого?»

«Нет. Десмёи породила трех: меня, тебя и Денкинга».

«Значит, нас осталось двое!»

Меланкте покачала головой: «Все мы в конечном счете сделаны из одного и того же теста. Но лев мало походит на мышь, а человек мало походит как на льва, так и на мышь».

Карфилиот отмахнулся от этой аналогии: «Да, мы отличаемся, но составляем одну сущность! Поразительное стечение обстоятельств! И, тем не менее, я не вызываю у тебя никаких ответных чувств!»

«Верно, — сказала Меланкте. — Не вызываешь».

«Но представь себе на минуту наши возможности! Кульминации страстей! Невиданное разнообразие наслаждений! Разве ты не чувствуешь возбуждение?»

«Зачем чувствовать? Достаточно думать», — на какое-то мгновение показалось, что непоколебимое самообладание покидает ее. Она встала и подошла к камину, глядя в пылающие угли, собранные на морском берегу.

Карфилиот непринужденно подошел ближе: «Чувствовать так просто». Он взял ее за руку и положил ее пальцы себе на грудь: «Чувствуешь? Я силен. Слышишь, как стучит мое сердце? Как кипит во мне жизнь?»

Меланкте отняла руку: «Я не хочу ничего чувствовать только потому, что этого хочешь ты. Страсть подобна истерике. На самом деле мужчины вообще меня не привлекают». Она отошла на шаг: «Будь добр, оставь меня в покое. Утром я к тебе не выйду — и ни в чем не стану содействовать твоим предприятиям».

Карфилиот скрестил руки на груди и стоял, глядя на нее; зарево камина играло на их лицах. Меланкте открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни слова. Наклонившись, Карфилиот поцеловал ее в губы и увлек на софу: «Вечерние звезды еще восходят — ночь только начинается».

Она словно не слышала и сидела, глядя в камин. Карфилиот расстегнул пряжку у нее на плече — она позволила платью соскользнуть, не сопротивляясь, и в воздухе распространился аромат фиалок. В неподвижном молчании она наблюдала за тем, как раздевается Карфилиот.

В полночь Меланкте встала с софы и подошла, обнаженная, к камину, где уже догорали угли.

Развалившись на софе, Карфилиот следил за ней из-под полуопущенных век, поджав губы. Поведение Меланкте приводило его в замешательство. Ее тело отвечало его вожделениям с надлежащей пылкостью, но во время совокупления она ни разу не взглянула ему в лицо — голова ее была откинута назад или повернута набок, и глаза ее ни на чем не сосредоточивались. Он ощущал, что телесно она была возбуждена, но, когда он говорил с ней, она не отвечала, словно он был не более чем порождением ее воображения.

Меланкте оглянулась через плечо: «Оденься».

Карфилиот угрюмо натянул черный костюм, пока Меланкте продолжала разглядывать догорающие угли. Карфилиот перебирал в уме всевозможные замечания, которыми он мог бы сопроводить сложившиеся обстоятельства, но каждое казалось либо тяжеловесным, либо банальным или глуповатым, и он придержал язык.

Одевшись, он подошел к ней и обнял ее за талию. Она выскользнула из его объятия и задумчиво сказала: «Не прикасайся ко мне. Ни один мужчина еще ко мне не прикасался, и тебе я это тоже не позволю».

Карфилиот рассмеялся: «Разве я не мужчина? Сегодня я к тебе прикоснулся — я в тебя проник, нежно и страстно, до самой глубины».

Продолжая смотреть в камин, Меланкте покачала головой: «Ты возник ниоткуда и вернешься в никуда — как сон, как утренний туман. Я тобой воспользовалась — теперь ты должен раствориться, исчезнуть из памяти».

Карфилиот смотрел на нее в замешательстве: она сошла с ума? «Я существую и не собираюсь растворяться, — сказал он. — Меланкте, слушай!» Он снова обнял ее за талию: «Станем настоящими любовниками! Разве мы не составляем редкостную пару?»