Клайв Льюис - Космическая трилогия [сборник]

Первые же слова повергли Марка в ужас, но он попытался себя успокоить. Надо немедленно объяснить недоразумение, и все будет в порядке. Нельзя же выгнать человека из-за какого-то частного разговора! Он вспомнил, что именно в таких случаях избранные говорили: «Дела, знаете, делаются не в кабинетах», «мы не бюрократы» и тому подобное, но он и это постарался отогнать. Тут появилось еще одно воспоминание: так потерял работу бедняга Конингтон; однако ведь то был чужак, а сам он — избранный из избранных, почище Кэрри. А вдруг нет? Если в Бэлбери он чужак, не значит ли это, что Феверстон больше его не поддерживает? Если он вернется к себе, останется ли он в прежнем кругу? Может ли он к себе вернуться? Ну, как же! Надо написать сейчас письмо, объяснить, что он уходить не собирается, вакансии у них нет. Марк сел за стол и взял перо. Тут новая мысль пронзила его: Кэрри покажет письмо Феверстону, тот скажет Уизеру, а тот решит, что он не собирается работать в ГНИИЛИ. Ах, будь что будет!.. В конце концов, откажется от этих фантазий, снова станет работать там, у себя. А если это уже невозможно? Тогда у них с Джейн не будет ни гроша. Феверстон с его влиянием закроет ему все дороги. А где же, кстати, Феверстон?

Как бы то ни было, вести себя надо умно. Он позвонил и спросил виски. Дома он с утра не пил, да и днем пил пиво, но сейчас познабливало. Недоставало еще простудиться!..

Писать он решил разумно и уклончиво. Нельзя просто сказать, что вернешься, — поймут, что его не взяли в Бэлбери. Но и слишком туманно — не годится… А ну его к черту! Двести фунтов за клуб, этот счет, Джейн придется объяснять… Да и отсюда не уйдешь. В конце концов, виски и многочисленные сигареты помогли ему написать так:

Государственный Научно-Исследовательский

Институт Лабораторных Изысканий

21/Х 19…

Дорогой Кэрри!

Феверстон, по-видимому, ошибся. Я и не собирался уходить. В сущности, я склоняюсь к тому, чтобы не брать в ГНИИЛИ полной нагрузки, так что в колледж вернусь дня через два. Меня беспокоит здоровье жены, и я не хотел бы с ней разлучаться. Кроме того, хотя здесь все исключительно ко мне расположены и упрашивают остаться, сама работа — не столько научная, сколько организационная и даже газетная. Словом, если Вам скажут, что я ухожу, не верьте. Желаю Вам хорошо провести время в Кембридже. Однако и в сферах же Вы вращаетесь, не угонишься!

Р. S. Лэрд не годится в любом случае. Опубликовал он одну-единственную статью, да и ту люди знающие всерьез не принимают. Писать он не умеет вообще. Умеет он одно: хвалить заведомую дрянь.

Легче ему стало всего на одну минуту. Запечатав конверт, он сразу задумался, как же ему дотянуть день. Сперва он пошел к себе, но там вовсю работал пылесос: по-видимому, в такой час никто у себя не сидел. Внизу, в холле, тоже шла уборка. В библиотеке было почти пусто, но двое ученых, склонившихся друг к другу, замолчали и недружелюбно взглянули на него. Он взял какую-то книгу и ушел. В другом холле, у доски объявлений, стоял Стил и какой-то человек с остроконечной бородкой. Никто не обернулся, но оба замолчали. Марк пересек холл и посмотрел на барометр. Повсюду хлопали двери, стучали шаги, звонили телефоны; институт работал вовсю, а ему места не было. Наконец он выглянул в сад и увидел плотный, мокрый, холодный туман.

Любой рассказ лжив в одном смысле: он не может передать, как ползет время. День тянулся так долго, что вы бы не вынесли его описания. Иногда Марк шел к себе (уборка кончилась), иногда выходил в туман, иногда бродил по холлам. Там, где народу было много, он старался, чтоб никто не заметил, как он растерян и подавлен; но его вообще не замечали.

Часа в два он встретил Стоуна в каком-то коридоре. Он не думал о нем со вчерашнего утра, но сейчас, взглянув на него, понял, что не ему одному здесь плохо. Вид у Стоуна был такой, как у новеньких в школе, у «чужих» в Брэктоне — словом, тот самый, который воплощал для Марка худшие страхи. Инстинкт советовал с ним не заговаривать, он знал по опыту, как опасно дружить или даже беседовать с тем, кто идет ко дну: ты ему не поможешь, а он тебя утопит. Но сейчас ему самому было так одиноко, что он болезненно улыбнулся и сказал: «Привет».

Стоун вздрогнул, словно сам боялся, чтобы с ним заговорили.

— Добрый день, — быстро сказал он, не останавливаясь.

— Пойдемте потолкуем, если вы не заняты, — сказал Марк.

— Я… я не знаю, долго ли я буду свободен, — сказал Стоун.

— Расскажите мне про это место, — сказал Марк. — Нехорошо тут, вроде бы, но я еще не все понял. Пойдемте ко мне.

— Я так не думаю!.. — быстро заговорил Стоун. — Совсем не думаю! Кто вам сказал, что я так думаю?..

Марк не ответил, увидев, что прямо к ним идет ИО. В следующие недели он понял, что тот бродит по всему институту. Нельзя было сказать, что он подсматривает, — о приближении его оповещали скрип ботинок, а часто и мычание. Иногда его видели издалека, ведь он был высок, а если бы не сутулился, был бы даже очень высоким; и нередко лицо его, обращенное прямо к вам, возникало над толпой. На сей раз Марк впервые заметил эту вездесущность и подумал, что худшего времени ИО выбрать не мог. Он шел к ним медленно, глядел на них, но нельзя было понять, видит он их или не видит. Говорить они больше не смогли.

Выйдя к чаю, Марк увидел Феверстона и поспешил сесть рядом с ним. Он знал, что в его положении нельзя навязываться, но ему было уже совсем худо.

— Да, Феверстон, — бодро начал он, — никак я ничего не разузнаю, — и перевел дух, увидев, что тот улыбается в ответ. — Стил меня, прямо скажем, принял плохо. Но ИО и слышать не хочет об уходе. А Фея просит писать в газету статьи… Что же мне делать?

Феверстон смеялся долго и громко.

— Нет, — продолжал Марк, — я никак не пойму. Попробовал прямо спросить старика…

— О Господи! — выговорил Феверстон и засмеялся еще 1ромче.

— Что же, из него ничего нельзя вытянуть?

— Не то, что вы хотите, — сказал Феверстон и прищелкнул языком.

— Как же узнать, чего от тебя ждут, если никто ничего не говорит?

— Вот именно.

— Да, кстати, почему Кэрри думает, что я ухожу?

— А вы не уходите?

— И в мыслях не имел.

— Вон как! А Фея мне сказала, вы остаетесь тут.

— Неужели я буду через нее просить отставки?

Феверстон весело улыбнулся.

— А, все одно! — сказал он. — Захочет ГНИИЛИ, чтоб вы еще где-то числились, будете числиться. Не захочет — не будете. Вот так.

— При чем тут ГНИИЛИ? Я работал в Брэктоне и работаю. Им до этого дела нет. Я не хочу оказаться между двумя стульями.

— Вот именно.

— Вы хотите сказать?..

— Послушайте меня, подмажьтесь поскорей к Уизеру. Я вам помогаю, а вы все портите. Сегодня он уже не тот. Расшевелите его. И, между нами, не связывайтесь вы с Феей. Наверху ее не жалуют.