Андрэ Нортон - Королева Солнца – 2 (сборник)

Моя голова все еще болела, но тот огонь, что жег меня, прошел. Но я был так утомлен, что руки едва повиновались мне. Моя слабость не позволила даже страху проникнуть в мое сознание. Я попробовал повернуть голову. Боль была жуткой, но теперь я мог видеть кое–что одним глазом. Я понял, что лежу на постели у стены. В комнате не было ничего, кроме стульев и очага, где горел небольшой огонь. Очаг был сложен из камней и обмазан глиной. Из камней же были сложены полки, на которых находились пучки сушеных трав, глиняные и деревянные сосуды.

Воздух был полон запахов. Одни были приятными, другие, напротив, отвратительными. На огне стоял котел, в котором что–то булькало и распространяло запах, от которого я остро ощутил пустоту в своем желудке.

За пределами моего видения послышался шорох и я, преодолевая боль, постарался повернуть голову еще немного, и в полутьме комнаты я увидел Мудрую Женщину.

Она смотрела на меня и затем подошла ко мне. Рука ее коснулась моего лба, где сосредоточилась вся боль. Я дернулся, хотя пытался скрыть, какие муки причиняет мне любое прикосновение.

— Лихорадка прошла, — голос ее был тихим, но хриплым и суровым. — Это хорошо. Теперь… — Она подошла к огню, налила из котла в грубую глиняную чашку черной жидкости, добавила туда воды, подсыпала несколько щепоток сушеных трав из сосудов и коробочек.

Во время нашего совместного путешествия она была одета, как одеваются наши женщины. А теперь на ней была какая–то накидка, едва доходившая до колен, а из под нее выглядывали брюки и такие же сапоги, какие были одеты на мне.

Она подошла ко мне, положила руку под голову и приподняла меня с такой легкостью, какой я не ожидал от женщины. Она поднесла горячий напиток к моим губам.

— Пей! — приказала она, и я повиновался, как ребенок повинуется главе дома.

Напиток был горячий и горький. Такого бы я по собственной воле не выпил. Но все же я проглотил его, стараясь не показывать отвращения. Я был уверен, что это какое–то лекарство. Когда я допил все, и она хотела отойти, я попытался взять ее за рукав, задержать ее и сказать всю правду о себе. Я знал, что должен сказать ее сейчас, когда мой разум прояснился. А если я промолчу, то совершу второе свое предательство.

— Я лишен рода… — мой голос удивил меня. Слова, которые с легкостью формировались в мозгу, язык произносил с трудом, как будто он и мои губы распухли и потяжелели.

Она опустила меня на постель, затем освободила свой рукав от моих пальцев.

— Ты болен, — сказала она, как будто этот факт освобождал ее от греха, как бы ни был он черен. — Тебе нужно отдохнуть.

Когда я попытался снова заговорить, объяснить ей все, она положила пальцы мне на губы, и я опять содрогнулся от боли. Затем она поднялась и не стала обращать на меня ни малейшего внимания. Она ходила туда–обратно по комнате, переставляла ящички, сосуды, наводя порядок, понятный ей одной.

Наверное ее напиток оказал на меня усыпляющее действие, так как вскоре глаза мои стали закрываться. И вот я уже провалился в освежающий сон без сновидений.

Когда я проснулся во второй раз, я увидел у очага Гатею. Там все еще кипел котел, и она помешивала в нем длинной ложкой, что позволяло ей держаться подальше. А это было необходимо, так как горячая жидкость выплескивалась из котла, и пламя вспышками вырывалось из очага. Должно быть я издал какой–то звук, потому, что она тотчас же оставила ложку и подошла с чашкой ко мне.

На этот раз я без ее помощи поднялся на локоть и обнаружил, что она предлагает мне чашку с чистой водой. Я жадно выпил ее, и мне показалось, что я не пил ничего более вкусного в жизни. Затем я попытался разъяснить Гатее то, что не захотела понять ее хозяйка.

— Они лишили меня своего рода… — я смотрел прямо в глаза ей. Мне было стыдно, но я должен был сказать это. — Лорд Тугнес с большим удовольствием отошлет меня обратно к Гарну. Он может наказать Мудрую Женщину, если она не сообщит ему о моем появлении…

Девушка нахмурилась и оборвала меня.

— Забина не имеет отношения к лорду Тугнесу. Ей нет дела до того, что он хочет, или не хочет. Ты болен, ты нуждаешься в ее помощи. Это ее ремесло и никто не посмеет вмешиваться в ее дела!

Я чувствовал, что она все еще не понимает меня. В нашем народе тот, кто изгнан из рода, проклят навеки, и каждый, кто даст ему убежище, рискует вызвать на себя большие неприятности. Следовательно, ни один мужчина, ни одна женщина не могут заговорить со мной. Я был живым мертвецом, кто захочет общаться с человеком без рода, без имени?

— Это из–за леди Инны… — я внезапно вспомнил, что привело меня сюда. — Она ходила в твое Лунное Святилище. Я несколько раз встречал ее там и не сообщил об этом лорду Гарну. Теперь она исчезла, возможно пострадала от злых заклинаний этой страны.

— Мы знаем… — кивнула она.

— Вы знаете? — я с трудом сел, хотя голова моя была так тяжела, как будто на ней было одето сразу два металлических шлема. — Ты видела ее? — Может Инна встретила Гатею, и та дала ей помощь и убежище… хотя зачем ей делать это?

— Ты говорил об этом в бреду, — так она уничтожила мою слабую надежду. — И сам лорд Гарн приезжал сюда. Они быстро уехали на запад, так как здесь никто ничего не знал о ней.

— Запад… — повторил я. В эту незнакомую землю, которой даже Братья с Мечами советовали остерегаться. Что могло завлечь туда Инну?

— Может ее туда позвали… — сказала Гатея, как будто прочла мои мысли. — Она пошла в Лунное Святилище в полнолуние и не имела защитного экрана.

— Позвали… кто и куда? — спросил я.

— Возможно ты не имеешь права знать это. Забина решит. А сейчас, — она достала с полки кусок свежеиспеченного хлеба и чашку мягкой массы из фруктов. — А сейчас ешь и набирайся сил. Возможно тебя… ждет дорога.

Оставив пищу в моих дрожащих руках, она вышла из хижины, и мне стало некого спрашивать, кроме самого себя. А у меня ответов не было.

Я боролся со слабостью, желая сделать себя поскорее способным уйти отсюда. Я знал, что независимо от того, Мудрая она женщина, или нет, но Забина рискует навлечь на себя большие неприятности, укрывая меня. Лорд Тугнес, я был уверен в этом, не будет считаться с обычаями, если ему будет выгодно нарушить их. Правда все, что я знал о нем, я знал из слухов, но в каждом слухе есть доля истины.

Моя голова все еще тупо болела, но я уже мог видеть тем глазом, который раньше был распухшим, и осторожно ощупывая пальцами голову, я обнаружил, что она вся туго стянута бинтами. Я уже смог, несмотря на приступы головокружения, одеть штаны, сапоги, влезть в рубашку, которая была выстирана и лежала поверх остальной моей одежды, когда вернулась Мудрая Женщина.

Она быстро подошла, нахмурившись, ко мне.