Арсений Суворов - Поверьте один раз (части 1 и 2)

- Да. А иначе как еще можно привлечь внимание окружающих? - ответил вопросом на вопрос Александр.

- Человек создан природой. Свинья тоже. Температура тела, структура органов и прочая совершенно похожи. Свинья чрезвычайно умное животное. Зачем было природе создавать два таких не похожих наружно и совершенно одинаковых внутри существа? - продолжал спрашивать Иаред Моисеевич.

- Значит надо было, - кивнул головой Дима.

- Чтобы человек видел, как далеко он ушел от хлева. Или как близко он стоит к нему. Но, впрочем, каждый решает сам. Зверь он или человек. Сам он решает свою судьбу или его откармливают, чтобы зарезать.

- Но ведь человек тоже уйдет "туда".

- Разница в том, кем он будет жить. Если съесть один апельсин, то это вкусно. Если десять, то не очень. А если двадцать, то потом больно будет об этом вспоминать. И на одно удовольствие станет меньше, апельсины ведь больше не будут вызывать желания. Если послушать анекдот, а затем послушать грустную песню, то потом снова будешь смеяться от души. Чем дольше разлука, тем радостней встреча. Наркоман, приобщаясь к отраве, чувствует наслаждение, затем доза растет, он теряет способность к другим чувствам. Постоянно наслаждаясь, превращаешь наслаждение в обыденность. Только смена радости с горем наполняет жизнь. Основная проблема в том, что для радости надо трудиться, а горе само найдет. И люди, словно мотыльки, на свет летят и попадают в сети умелого ловца, а когда поймут, что это лишь мишура, то судьба предъявляет счет. Вот и вы так, пока играете, куда-то придете.

- Вы о чем? - спросил Александр подозрительно.

Иаред Моисеевич подошел, взял шкатулку, Александр уже положил туда оружие, закрыл крышку и положил ее обратно.

- Если купите этот кинжал, поймете. - Они встали.

Он проводил их до двери и долго задумчиво смотрел им вслед. Затем закрыл дверь. Подошел к шкафчику и вытащил шкатулку. Достал кинжал, взял его двумя руками за обе рукоятки, посмотрел задумчивым взглядом в окно и спокойно, профессионально вонзил себе в сердце. Словно раздумывая и немного шатаясь, пятясь назад, по инерции он сел на маленький диванчик. Заходящее солнце тихо заглядывало в окно.

IX.

- Ваш сын дома? - Двое молодых мужчин спортивного вида были не знакомы ей.

- Да. А что?

- Мы хотели бы поговорить с ним по поводу объявления.

- Какого объявления?

- Мама, кто там? - Александр появился в коридоре.

- К тебе, насчет какого-то объявления, - она обернулась. Один из них резко, почти оттолкнув ее, вошел.

- Спокойно, мы из милиции. Одевайтесь, пройдемте с нами.

- А что такое?

- Там узнаете.

Комната, куда привели Александра, была обычной комнатушкой размером три на четыре, небольшим письменным столом и дрянными стульями. За столом сидел худоватый, начинающий седеть следователь с безучастным выражением лица, оживившимся лишь на секунду в момент прихода Александра.

- Мне остаться, товарищ майор? - спросил сопровождающий.

- Да, - ответил тот. - Садись, - то ли предложил, то ли приказал он Александру, продолжая что-то искать в бумагах.

- Скажут мне, наконец, что же произошло? - Не выдержал Александр. - Я, в конце концов, в цивилизованном обществе живу. И имею право знать, почему меня вытащили из дома.

- И скажут. И в цивилизованном. И имеешь, - сочувственно глядя на Александра, произнес следователь, продолжая рыться в бумагах. Наконец, он закончил и вытащил какой-то чистый бланк. Затем стал задавать стандартные вопросы и заносить в протокол.

- Где вы были в среду, четырнадцатого числа, с четырех до одиннадцати вечера?

- Вначале мы зашли к одному человеку на Волге. Затем...

- Как звали человека? С кем зашли? - перебил его безразличным тоном следователь.

- Как звали, не знаю. Он пришел по объявлению. Хотя нет, он говорил Станислав. Зашли мы с Димой Брондуковым, точнее не зашли, а он нас сам привел. Потом пошли в церковь. По пути встретили Иареда Моисеевича.

- Во сколько это было?

- Да скажете вы, зачем это все?

- Во сколько это было?

- Около шести, может чуть раньше или позже.

- Потом?

- Потом он пригласил нас к себе, посмотреть нож. Мы пришли, посмотрели, ушли. Дима пошел домой. Я решил сходить в контору, дорисовать надо было глаза летучей собаке на стене.

- До скольки вы там пробыли?

- Не знаю. Но уже темно было, когда вышел.

- Кто-нибудь тебя видел там?

- Кто мог видеть? - ответил вопросом на вопрос Александр.

- Никто не видел, - произнес, записывая, следователь. - С какой целью вы дали объявление?

- Мы хотели, чтобы откликнулись сатанисты.

- Зачем вы хотели, чтобы откликнулись сатанисты?

- Чтобы узнать про упырей, - Александр тоже стал отвечать бесцветным тоном.

- Для чего вы хотели узнать про упырей?

- Чтобы раскрыть глаза людям.

- Как часто вы посещаете кладбища по ночам?

- Кто вам сказал? - вскакивая, воскликнул Александр. Оперативник сзади тоже вскочил и встал почти вплотную за ним.

- Сядьте, молодой человек. Успокойтесь. Всему свое время. Может, сигарету?

- Нет, я не курю. - Он сел, склонив голову.

- Вы больше не возвращались к Иродину?

- Нет. - Александр поднял голову. - Что мне там делать. А что, похитили нож?

- Да. И его нашли мертвым. - Следователь пристально посмотрел в глаза Александру. - И, по всей вероятности, убитого этим самым ножом. Кстати, как он выглядел?

- Иаред Моисеевич?

- Нет, нож.

- Две рукоятки, раздваивающееся лезвие. Инкрустирован драгоценными камнями. Возможно, и золотом с серебром обработан.

- Вот здесь. Мною прочитано и записано верно. И роспись на каждой странице.

Александр написал и расписался.

- Вы подозреваетесь в убийстве, и пока будете содержаться у нас. - Его вывели на улицу. Посадили в машину и повезли. Приехали быстро. Выходя из транспорта, он увидел обычное здание с зарешеченными окнами.

- А сюда зачем?

- Так положено. Они вошли, подошли к регистратуре и вместе с вышедшей женщиной пошли по петляющим коридорам.

X.

Порядки в психбольнице, в общем, не отличались от обычных больниц, если не считать толстых стекол и массивной, оббитой чем-то, постоянно закрытой двери. Курить разрешалось только по отведенным часам в определенном месте. Единственное развлечение - цветной телевизор, постоянно показывающий одним зеленым светом, имел право включать только врач, что он и делал примерно два часа в сутки, иногда не включая за чью-нибудь провинность. И выключая в моменты, подозреваемые в неспокойствии, причем понятие неспокойствие трактовалось так вольно, что положенные два часа выполнялись лишь по недосмотру или заинтересованности самих наблюдающих. В коридор выходило пять палат и палата столовой. Палаты, различные по койкоемкости, вмещали где-то двадцать или около того, а где-то пять человек. Общение между палатами не возбранялось. Метод подбора пациентов не поддавался никакой логике и имел полный набор всевозможных вариаций от безнадежно психбольных до призывников, проходящих обследование от военкомата. Безнадежная скука, не взирая на огромное количество народа, прочно обосновалась в палатах. Полосатые халаты, постоянно мелькающие перед глазами, довершали процесс оболванивания. Мерный звук множества шлепающих шагов, от безразмерной обуви, угнетающе и отупляюще вводил в сонное состояние.