Кир Булычев - Перпендикулярный мир (сборник)

– Как и ты, – сказал Минц.

– И что скажешь президенту?

– Посоветую не вмешиваться, – ответил Минц. – Чувствую, что нам их не достать.

– А что он про шляпу говорил?

– Его слова требуют внимательного анализа, – ответил Минц.

Полковник запел песню «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц». Песня была бравая, военная, может, даже довоенная.

Некоторые стали подпевать. Кавказец, который сидел за рулем, тоже стал подпевать.

Сошли у агентства. Было уже темно.

Удалова охватила тревога.

Нечто чужое, как при инопланетном вторжении, присутствовало в воздухе Великого Гусляра. Пошатывались тени за заборами и кустами, пробежала собака служебной масти, далеко-далеко послышался шум танкового мотора. Когда Удалов с Минцем отошли от агентства шагов на пятьдесят и распрощались на углу с полковником и бритым парнем, который увлекал к своему ложу рыженькую девицу, в щели штакетника блеснул фонарь, уперся лучом в лицо Удалова, затем переметнулся к Минцу.

– Сдаемся, – сказал Удалов. – Конечно же сдаемся, желательно получить пощаду.

– Получите, – засмеялся президент Академии наук, выходя из-за фонарного столба. Он был в маскхалате, на голове фуражка с государственным гербом. – Как дела, орлы? А то нас тут комары закусали.

– У вас машина есть? – спросил Минц.

Из кустов и из-за забора послышался смех. Возможно, давно уже президенту Академии наук не задавали такого нетактичного вопроса.

– Подожди здесь, сейчас мы закончим операцию, – сказал президент.

– Зачем, Толя? – спросил Минц. – Мы же всё выяснили.

– Мне хотелось бы сначала изолировать всех, кто там побывал, а особенно организаторов.

– Организаторы ничего не знают, – ответил Минц. – Работали на проценте. Туристы тем более не виноваты.

– Надо изъять товары, – просто сказал президент.

– Погоди до завтра, Толя, – попросил Минц.

– Но они их пустят.

– Не пустят. Поверь мне, ничего не пустят. Все не так, как ты себе представляешь.

– Ты можешь ошибаться, Лева, а мне уже три раза из Мин обороны звонили, из аппарата президента, спать не дают.

В кустах послышался прерывистый звонок.

– Вот видишь, – сказал президент. – Опять волнуются.

– Если ты веришь в мою гениальность, – скромно сказал Минц, – то придется тебе отозвать омоновцев. Пускай отдыхают.

Президент заскрипел зубами.

Потом сказал:

– Выходите, молодцы.

Из разных щелей и укрытий выскочили молодцы в бронежилетах и черных чулках на рожах.

Из-за церкви Параскевы Пятницы выехал бронетранспортер, в который попрыгали черные чулки, а президент Академии наук пригласил Минца в джип-«чероки», который выскочил из недавно выкопанного блиндажа.

– Мы вдвоем с товарищем, – решительно сказал Минц.

– Товарищ погуляет, – ответил президент. – Есть вопросы, которые я не имею права обсуждать даже с лучшими твоими товарищами.

Минц успел перегнуться, высунуться из дверцы и крикнуть Удалову:

– Побеседуй с Мишей Стендалем. Это обязательно! Не упусти Мишу Стендаля.

Удалову хотелось домой. Он устал путешествовать на туристическом автобусе, стоять на базаре и глядеть на собственную могилу с заклеенной датой. Он хотел домой, хотел присесть посреди двора и посмотреть, что в тех мячиках и шариках, которые ему подсунула тамошняя милиция.

Но Удалов не стал возражать. Ведь Минц просит. Да еще так сильно просит, значит, беседа с Мишей Стендалем может открыть глаза на какие-то важные тайны, о которых Удалов по простоте своей не додумался.

Так что Удалов с тоской поглядел вслед красным огонькам джипа и стал ждать.

И ждать пришлось совсем недолго. Через минуту подошел Стендаль. Он вел за руку оробевшую Галочку.

– Что за шум? – спросил он.

– Академия наук интересуется, – ответил Удалов.

Это Стендаля не удивило. Словно Академии наук давно пора было заинтересоваться шоп-турами.

– А мы задержались, – сказал Стендаль. – Мы в подъезде целовались.

– Простите, – сказала Галочка. – Мужчины вашего времени – это просто сладостное открытие!

– Вы меня тоже простите, – ответил Удалов. – Но мне давно уже хочется спросить: вот у вас много разных… извините, надувных женщин и животных. Вас что, выдумывают, в компьютерах выводят или как?

– Или как, – лукаво улыбнулась Галочка. – Честно скажу, все у нас по-честному, все копируется. И даже моя копия существует на самом деле.

– Но можно сделать много копий?

– Разве это так важно?

– Это не важно, – поддержал Галочку Миша. – Я полюбил одну женщину. Только одну. Я ее обнимаю. Я на ней завтра намерен жениться.

– О нет! – вырвалось у Корнелия. – Нельзя же.

– Почему? – спросила Галочка, и голос ее зазвенел, как лист кровельного железа.

– Потому что вы ненастоящая! Вы надувная. Вы кукла, в конце концов.

– А вам не приходило в голову, гражданин Удалов, – сказала Галочка, – что вы тоже надувная кукла? Как вас надули при советской власти, так и забыли выпустить воздух после ее завершения.

– Галочка! – упрекнул невесту Миша.

– Две недели и двадцать лет как Галочка, – ответила надувная девушка из будущего. – И цену человеческой натуре знаю. Вы бы только посмотрели, что у нас расхватывали – шарики с так называемыми надувными женщинами! Потому что все вы стремитесь к дешевым удовольствиям. Если не удастся затащить во двор слона или бегемота, то дайте мне крокодила. Но учтите, что крокодилы кусаются, а мы, надувные куклы, можем подарить страстные ласки, а можем дать пощечину или даже рубануть топором по черепу. Не верите – проверьте! Вы забываете, мой дорогой Корнелий Иванович…

«Откуда она знает, как меня зовут? Неужели это все Миша? Глупый, глупый Миша, ты попал в руки к провокаторше из будущего…»

– Не отворачивайтесь, Корнелий Иванович! Я и мои подруги – детища высокой цивилизации, не вашему пещерному уровню чета. Даже в копиях мы дадим сто очков вперед самой распрекрасной вашей красавице. И учтите, ваш Миша будет со мной счастлив, и я рожу ему немало детей – сколько он захочет. У меня внутри все для этого предусмотрено.

– Вот так-то, Корнелий Иванович, – сказал Миша. – Приглашаю вас завтра на свадьбу.

– Миша!

– Вот именно. Я уже позвонил домой Марии Тихоновне, нашей директорше ЗАГСа. Она сказала, что ждет нас к двенадцати.

– Не может быть! – удивился Удалов. – Должен быть проверочный срок.

– Мария Тихоновна меня уже пятнадцать лет мечтает на ком-нибудь женить и образумить. Станет ли она рисковать проверочным сроком?

– А документы?

– А документы существуют для того, чтобы их исправлять.

– Адье, – сказала Галочка и умудрилась лизнуть Удалова в щечку.

Язык у нее оказался в меру шершавым и в меру мокрым. «А черт их знает, может, и рожать будут. Породу нам улучшат».