Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

Письмо я отправлю по твистеру, купленному намедни. Не знаю, работают ли они здесь так же хорошо, как и в Деммере, но монах, заведующий ими, клялся, что не меньше десяти писем может быть отправлено без каких-либо сомнений, а я склонен доверять монахам, если они, конечно, не пьяны, но это вы и сами знаете.

Моя же работа по исследованию тварей морских и прибрежных и составлению каталогов почти завершена, и остались лишь существа морские, кожею покрытые, как то: дельфины, киты, касатки, кракены, кальмары и русалки. С этим я думаю разобраться во время последнего своего плавания, ну да не очень и расстроюсь, коли не получится встретиться хоть даже и с одной из этих тварей.

С нетерпением жду нашей встречи! Закажите мне две чаши золотого на тридцать четвертое! Я направлюсь в «Принцессу» сразу же, как только сойду на берег!

Мой друг!

Пошел уже четвертый день плавания, и я наконец-то достаточно окреп, чтобы вам написать. Все это время меня, признаться, сильно тошнило, и я маялся животом. Виной всему была погода – морякам с их природной способностью переносить качку все нипочем, а вот мне пришлось несладко. Но наконец море успокоилось, а вместе с ним и мой желудок, и я сразу же засел за это письмо.

Вчера ночью мы вместе с капитаном пили ром. Он сказал мне, что это успокоит желудок, а я был уже готов на что угодно, лишь бы эта пытка унялась. Надо сказать, что сначала это даже помогло, но сегодня с утра было вдвойне, втройне хуже! Но речь не о том – я хотел написать вам о капитане. Он, надо сказать, весьма удивительный характер, и побывал если и не на всем, то почти на всем восточном побережье. Иногда он рассказывал такие вещи, что я уж и не знал, правда это, или меня просто дурят, а его попугай все кричал «Даешь! Даешь», видимо, не зная ничего другого. Рассказал капитан, например, как в одном городе, который он называл Хаш-Хак, в портах работают люди, коих называют «чарды». В обязанность их входит высматривать корабли и первыми сообщать об этом распорядителю. А чтобы им было лучше видно, специальные люди, название коих я не помню, растягивают ковер и на нем подкидывают чарда высоко вверх! И это при том, что Торговая Компания поставила на берегу свою вышку! А когда я осторожно сказал, что, наверное, люди такой профессии весьма худы телом, капитан так долго хохотал, что мне пришлось предложить ему воды. Оказывается, чем тучнее чард, тем больше уважения ему достается – ведь, чтоб его подкинуть, требуется гораздо больше усилий, а значит, большее количество людей этому чарду доверяют!

Много он еще историй рассказал мне. И про страну, в которой люди придумали разговаривать, пожимая друг другу руки, и про остров, славящийся своими бодрящими зернами, на котором нет славы большей, чем родственный брак, и юноши убивают отцов, чтобы возлечь с матерью, а девушки подкладывают в материнские постели ядовитых змей, чтобы самим затем забраться в отцовскую постель. Рассказывал он и про город Крабак, которым управляет чудовище – женщина с двумя ногами, двумя туловищами, четырьмя руками, четырьмя грудьми и двумя головами! Она восседает на троне из кости носорога, из нее вышло шестнадцать сыновей и три дочери, с ней возлежат по очереди двое мужчин, а сама она живет в каменной башне, где для нее поют каждую ночь четырнадцать дев, и там занимается черной магией.

Тут я, надо сказать, не преминул похвастаться перед ним своим твистером, купленным, кстати, за огромные деньги, но он лишь посмеялся.

– Это все игрушки, – сказал он мне, отдавая твистер обратно. – Хоть и дорогие. Настоящая магия зиждется на крови, и кровью же вызывается!

И тут он вдруг рассказал мне по совершенному секрету, что пираты их вовсе и не грабили, а он сам, капитан Хитклиф то есть, договорился с пиратами, чтобы они забрали груз, – и таким образом получил артефакт. Затем он, покачиваясь, встал и вытащил откуда-то тяжелый кусок черно-красного камня, отнюдь не драгоценного.

– Вот, – сказал он, – это и есть магический камень огромной силы!

С этими словами он сильно по нему ударил, и в каюте вдруг похолодало. Мне стало жутко, как, впрочем, и ему самому, и он убрал камень обратно. Я начал спрашивать его, что это за камень и в чем его сила. И капитан поведал мне, что, по словам пиратов, такой камень мог превратить мужчину в женщину, а женщину в мужчину за одно мгновение! Когда же я недоверчиво покачал головой, он сказал мне, что завтра я убежусь в этом сам.

– Но зачем? – спросил я его. – Какой в этом смысл?

– Ты не видишь дальше своего носа, парень! – Он наклонился ко мне и, хрипло дыша, продолжил: – Мужчины дешевы. Их можно собирать по кабакам и лужам десятками за мелкую деньгу. И они будут отрабатывать каждый медяк, все плавание, а по приходу в порт я возьму неугодных – и продам их, взяв по шесть носорогов за каждую сиську, которых, ха-ха (это он посмеялся) у женщин, как помните, по две!

Дальше мы говорили уже на другие темы и к этому разговору больше не возвращались. Я, признаться, подумал, что капитан просто бахвалится и вообще выдумывает, уж очень неправдоподобно выглядел его рассказ, да и сам камень веры во мне не вызывал, к тому же, кроме необычного похолодания в каюте, других особенностей за ним замечено не было. Тем не менее Патрик, юнга, приносящий мне еду и выплескивающий ночное ведро по утрам, заявил, что сегодня капитан необычно придирчив и уже с рассвета ходит по палубе, «всем покоя не дает». Я было испугался, что он жалеет о вчерашнем нашем разговоре, но, как выяснилось чуть позже, на меня ему абсолютно наплевать. Когда я возвращался, я вдруг заметил, что рядом со штурвалом, на сечной балке, где проводились обычно экзекуции, лежит большой предмет, накрытый тканью, в котором, по его очертаниям, я безошибочно признал тот самый камень. Капитан ходил рядом и все смотрел на небо, чего-то ожидая.

Я надеюсь, что ты с таким же интересом будешь следить за развитием этой истории, как и я, и беру на себя ответственность писать тебе письма каждый раз, когда в ней будут происходить какие-нибудь события!

Тем временем мы проплыли мыс Ицали. Я все ближе!

Мой друг!

Вчера ночью мне случилось стать свидетелем ужасающих событий, и меня до сих пор трясет. Я так и не ложился – всю ночь просидел в своей каюте, и лишь наутро осмелился показать нос наружу, да все без толку.

Уже на закате выяснились причины странного поведения капитана – он подыскивал виноватого, и вскоре такой нашелся – один из трюмовых неправильно закрепил короб, и тот треснул, что привело к потере нескольких мер зерна, не больше десяти чаш, я думаю. Тем не менее беднягу выволокли из трюма на палубу, сорвали рубаху и привязали к сечной балке. Однако сечь его не стали. Капитан сказал длинную речь, в которой обвинял беднягу матроса, ошалело вращающего головой, в лени, хамстве и неуважении, и вынес приговор – заключение в теле женщины. Матросы загоготали, думая, что трюмового заставят сношаться с ними (такая практика, оказывается, существует на торговых суднах), но капитан лишь приказал принести ему вина и сыра, и, пока не стемнело, насыщался. Когда же на небе высыпали звезды, он достал кинжал (трюмовой тут закричал, думая, что его будут сношать именно этим кинжалом), нацелил его на какую-то звезду и стал читать какие-то слова, выбитые на его рукоятке. Мне припомнилось что-то про «открытие печати», о котором говорил капитан прошлой ночью, но все подробности канули в ромовый туман. Я осмотрелся – матросы стояли здесь же, заинтересованно разглядывая и жертву, и палача, и, казалось, были мало удивлены. Но вот капитан полоснул ножом по груди трюмового, а затем сорвал покров со своего камня – и все ахнули, настолько ярко тот засиял. Кинжал засветился тоже, но как-то по-другому. А затем капитан одним ударом погрузил его лезвие в камень, будто то был кусок носорожьего жира! И тут же трюмовой закричал. Его крутило, мяло и рвало на части, а все мы, замерев, смотрели, как меняется его тело, и никто не произнес ни слова, пока тот не замер, замолчав. В темноте, слабо освещенной светом двух фонарей, было ясно видно тело юной девушки! Надо сказать, что трюмовой не отличался красотой, а наоборот – у него была разорвана губа, не хватало зубов, тело было тощее, но с выпирающим животом, покрытым густой порослью, да и был он уже не первой молодости, но когда он, а точнее, она, подняла голову – будто бы еще одна луна появилась на небе! Это было нежное белокурое создание, с пухлыми губками (на одной, правда, виднелся шрамик), ямочками на щеках и молодой грудью с двумя торчащими сосцами. Капитан бросился вперед и, задыхаясь, сорвал с бывшего трюмового штаны – все вновь ахнули. Это точно была теперь девушка, да такая, о которой мечтал каждый мужчина – чистая и свежая, словно роса поутру! Я понял, что ее теперь ждет незавидная участь, но тут она заговорила (и голос у нее был слаще маш-маша), и вся матросня замерла на месте. Слова, которые срывались с ее губок… о, таких сладострастных слов я еще не слыхал! Она сама предлагала им себя, и выгибалась в их сторону, и жарко шептала о вещах, которые можно, да нет, необходимо с ней сделать, и, кажется, была очень недовольна тем, что веревки удерживают ее на месте и не дают добраться до матросов самой.