Джон Уиндэм - «Избери путь её…»

Одна из маленьких женщин схватила меня за руку.

— Мама Орчиз! — тревожно воскликнула она. — Что с вами, родная?

Я не могла выговорить ни слова, да и что я могла ей сказать? Я ощутила на своем теле прикосновение маленьких ладоней — ласковые, успокоительные похлопывания, медленно тронулась с места и двинулась к распахнутой двери, сопровождаемая тревожно-ласковыми причитаниями карлиц.

Мы вошли в помещение, показавшееся мне одновременно и будуаром, и больничной палатой. Будуаром — из-за того, что все вокруг — ковер на полу, кресла, подушки, абажур, занавески на окнах — было розовым. Больничной палатой — из-за шести стоящих двумя рядами коек, одна из которых пустовала.

Комната была очень просторной: возле каждой койки стояли стул и столик, а в середине был большой стол, украшенный вазочками с цветами, и несколько низких удобных кресел. Откуда-то слышалась легкая сентиментальная музыка. На пяти койках лежали такие же громадины, как я; две карлицы поспешили откинуть розовое покрывало с шестой — незанятой. Обитательницы пяти коек повернули лица в мою сторону.

— Привет, Орчиз! — дружелюбно поздоровалась одна и нахмурилась, заметив следы слез на моем лице. — Что случилось? Тебе было плохо?

Я взглянула на ее миловидное личико, темно-каштановые волосы, разметавшиеся по подушке. На вид ей было не больше двадцати трех. Все… все остальное скрывал розовый сатин покрывала. Я не могла сейчас выговорить ни слова — лишь изо всех сил постаралась улыбнуться ей в ответ.

Мы приблизились к незанятой койке, и после множества приготовлений я была водружена на нее. Путешествие от машины к постели здорово вымотало меня — я была почти без сил. Две карлицы расправили на мне покрывало, а третья достала носовой платок и осторожно вытерла слезы на моем лице.

— Все хорошо, дорогая, — тихонько и ласково проговорила она, — все хорошо, вы дома. Когда чуть-чуть отдохнете, все пройдет. Попробуйте сейчас немного поспать.

— А что это с ней? — послышался чей-то резковатый голос с одной из коек. — Чего она так разнюнилась?

Маленькая женщина с носовым платком быстро обернулась на голос

— Ни к чему этот тон, Мама Хэйзел! — быстро сказала она. — Все в порядке, у Мамы Орчиз четверо прелестных малюток! Ведь правда, дорогая? — обратилась она ко мне. — Просто сейчас она немного устала с дороги. Только и всего.

Вокруг меня по-прежнему суетились карлицы. Одна из них подала мне стакан с какой-то жидкостью — по виду обыкновенная вода, и я машинально выпила. Во рту остался едкий странноватый привкус, но он быстро прошел. Еще немного суеты и моя команда оставила меня наедине с пятью обитательницами палаты.

Затянувшаяся неловкая пауза была прервана девушкой, которая первая со мной поздоровалась.

— Куда посылали тебя на отдых, Орчиз? — спросила она.

— Отдых? — машинально повторила я за ней. Все, включая спрашивавшую, уставились на меня с изумлением.

— Я не понимаю о чем вы… — сказала я.

Они продолжали глазеть на меня с вялым удивлением.

— Вряд ли ей дали как следует отдохнуть, — заметила одна, — я никак не могу забыть свой последний отпуск. Меня отправили к морю и даже выдали небольшой автомобиль, так что я вдоволь покаталась по побережью. Нас было всего шесть Мам, включая и меня, и все к нам чудесно относились. А ты? Ты ездила на море или в горы?

Я понимала, что за этими вопросами последуют другие, и постаралась собраться с мыслями. Наконец, я нашла, как мне показалось самый простой выход из своего дурацкого положения.

— Я не помню, — сказала я, — я… ничегошеньки не помню и… Кажется, я вообще потеряла память.

Мое заявление было встречено не очень доброжелательно.

— Ах, вот как? — довольно едко отреагировала та, которую карлица с крестом на груди называла Хэйзел. — Я сразу подумала, что тут что-то неладно. И ты, конечно, не можешь вспомнить, Первого ли класса были у тебя младенцы в этот раз?

— Не будь дурочкой, Хэйзел, — тут же вмешалась другая, — конечно же, Первого, иначе Орчиз не была бы здесь, — ее перевели бы к Матерям Второго разряда и отправили в Уайтвич… Когда это с тобой случилось, Орчиз? — участливо обратилась она ко мне.

— Я… Я не знаю, — пробормотала я, — я ничего не помню, что было раньше до сегодняшнего утра в больнице. Все… все куда-то ушло…

— В больнице? — насмешливо переспросила Хэйзел.

— Она, наверное, имеет в виду Центр, — сказала другая. — Но, Орчиз!.. Ты хочешь сказать, что не помнишь даже нас?!

— Не помню, — подтвердила я. — Мне очень жаль, но я действительно ничего не помню до сегодняшнего утра в боль… в Центре.

— Это странно, — с недоброй усмешкой высказалась Хэйзел. — А они знают об этом?

— Наверняка знают, — ответила ей другая. — Я думаю, они не считают, что память может иметь какое-то отношение к классу детей. Да и почему она должна иметь к этому отношение? Послушай, Орчиз…

— Дайте ей отдохнуть! — вмешалась третья. — Мне кажется, она неважно себя чувствует после Центра, да еще эта дорога. Не обращай на них внимания, Орчиз, родная. Постарайся заснуть, а когда проснешься, я уверена, все будет в порядке.

Я с благодарностью последовала ее совету. В сложившейся ситуации я все равно ничего не могла придумать, так как здорово устала. Я пробормотала «спасибо» и откинулась на подушки, демонстративно закрыв глаза. К моему удивлению — никогда не слышала, что во время галлюцинации можно уснуть — я заснула…

В момент пробуждения я было понадеялась, что мой странный кошмар кончился. К сожалению, ничего не изменилось: кто-то легонько тряс меня за плечо, и первое что я увидела, — это лицо главной карлицы вровень с моим.

— Ну, как дела? — обычным бодрым голосом медсестры спросила она. — Мы поспали, Мама Орчиз, и нам, конечно же, стало лучше?

За ее спиной показались еще две маленькие женщины, подкатившие небольшой закусочный столик к моей постели. Они поставили его так, чтобы мне было удобно дотянуться до него… В жизни я не видела такого количества еды для одного человека. Я хотела запротестовать, но сразу сообразила, что в этом есть определенная логика — количество еды было вполне пропорционально обилию моей плоти, представляющейся сейчас вроде здоровенного облизывающегося рта. Сознание мое как бы раздвоилось, какая-то часть его «отстранилась», а все остальное торопливо поглотило две или три рыбины, большущего цыпленка, несколько кусков мяса, груду овощей, блюдо фруктов, залитых кремом и литра два с половиной молока — и все это без малейших усилий. Изредка посматривая по сторонам во время еды, я видела, что остальные Мамы точно так же обходились с содержимым своих столиков. Я ловила на себе их любопытные взгляды, но сейчас они были слишком заняты поглощением пищи, чтобы продолжать расспросы. Я стала думать, как бы избавиться от их вопросов; если бы здесь была какая-нибудь книга или журнал, я могла бы сделать вид что поглощена чтением. Это, правда, не очень вежливо по отношению к ним, но… Когда маленькие ассистентки вернулись, я попросила одну из них принести мне что-нибудь почитать. Эта простая в общем-то просьба произвела крайне неожиданный эффект: две ассистентки, катящие столик, уронили его на пол, та, что была ближе ко мне, на секунду застыла, как в столбняке с изумленным лицом, потом взгляд ее стал подозрительным и, наконец, жалостливо-участливым.