Александр Афанасьев - Врата скорби (Часть 3)

Эмир перевел взгляд на казначея

– Ты все слышал?

– Все до последнего слова, о Высокочтимый

– Тогда убирайся вон. И помни, что я сделаю, если ты осмелишься ограбить моего брата своими гнусными махинациями…

– Слушаюсь, о Высокочтимый – казначей тоже исчез

Теперь – эмир посмотрел на Али – и на какой-то момент тому стало казаться, что это всего лишь какой-то дьявольский розыгрыш, и эмир знает об Идарате и его связи с этими людьми, а за дверью – поджидают отборные головорезы

– Встань, мой названный брат… – тяжело отдыхиваясь, сказал эмир – встань и сядь вот сюда, потому что негоже одному брату стоять на коленях перед другим. Ты доказал мне свою верность и преданность – но сможешь ли доказать свою полезность?

– О высокочтимый Эмир, я сделаю все для этого, пусть мой ум и жалок по сравнению…

– Перестань – поморщился эмир – я наблюдал за тобой. Ты умнее остальных, у тебя острый и живой ум. В то время как этим – только дай… тот же Мустафа – он был моим двоюродным племянником, но это не мешало ему ни воровать, ни блудить, ни забывать про мои указания, стоило ему только выйти из этой комнаты. Как ты думаешь, кто это сделал? Люди руси? Или наши досточтимые соседи с севера, которые зарятся на наши земли…

Али покачал головой

– Ни те ни другие. Они бы пошли войной…

– Правильно – согласно кивнул головой эмир – те, у кого есть сила так не поступают. Ты думаешь, я не знаю, как сильны люди руси? У них стальные корабли и в них тысячи солдат в черных чалмах [68]. Я помню, как они разбили в Адене десятикратно превосходящие силы муджахедов. Зачем им делать такое, если они могут просто послать своих солдат, чтобы навсегда покончить с нами. А наши северные соседи… они просто глупы и трусливы, чтобы сделать такое. Да и у них самих, я слышал, делается нечто подобное. Нет, это кое-кто другой. Тот, кто свою слабость компенсирует подлостью и отторжение от всех обычаев…

– Идарат?

– Да, они… – эмир отпил из стоящего на столе кувшина со льдом, даже не наливая в стакан – это они. Поистине, само их существование для нас, это кара Аллаха. Они забыли законы щариата и обычаи предков, они плюют на них. Они сожительствуют друг с другом во грехе, толкуют сами нормы шариата, извращая их, готовы спеться с любыми неверными…

Эмир помолчал, словно подбирая нужную мысль – а потом внезапно спросил

– Что ты думаешь об англизах? Могли?

Али подумал.

– Конечно, могли, они же кяфиры. Но почему они не убили, ни вас, ни меня, когда могли это сделать?

– Почему, почему… – проворчал эмир – потому что в таком случае это станет известным. И им никто больше не поверит. Я уже говорил – людям Руси не потребуется много времени, если они захотят завоевать нас. И мы ничего не сможем, только стать шахидами на пути Аллаха. Но у англизов – есть такие же корабли…

Эмир снова замолчал

– И все равно, они были и остаются неверными – заключил он

– Англизы спелись с Идаратом? – осторожно предположил Али

– Да, могло быть и такое. Ты знаешь лучше меня, потому что учился у них убивать. Скажи – какие они?

Али задумался.

– Безбожники, полные куфара – но они сильные. Для них война это не то, что для нас, они убивают, но убивают не врага… а просто убивают [69]. Они учат нас – но мы нужны им только для того, чтобы убивать людей руси. Нас они считают говорящими животными…

Эмир кивнул

– Я не зря сказал, что ты умный. Да, это так, они считают нас животными. Дикарями, которые им нужны. Но есть еще одно, что ты не подметил. Я говорил с Джонатаном-хаджи о свободе. Специально завел этот разговор, чтобы выяснить все, что они об этом думают. И Джонатан-хаджи проговорился, сказал лишнее – то, что по здравому разумению ему следовало бы сохранить в тайне. Он сказал, что в Англии есть политическая свобода. Что люди выбирают лучших среди себя – и они указывают местному эмиру, что делать.

Эмир кашляюще рассмеялся

– Ты можешь себе это представить? – сказал он, давясь смехом – все эти лавочники… феллахи… купцы, которые только и знают, что жульничают, будут выбирать из себя тех, кто будет указывать, что делать. К тому же Джонатан-хаджи сказал, что таких, которые указывают эмиру, что делать, у них не один, не два – а несколько сотен. Ты можешь себе представить, чтобы несколько сотен человек смогли договориться меж собой, что делать?

Али пожал плечами

– Они неверные… – дал он универсальное объяснение

– Да, но они хитрые неверные. Джонатан-хаджи сказал мне такое, из чего я заключил, что они почти такие же, как этот Идарат. Он рассказал мне, как они живут… младшие не чтят старших, не ходят молиться… в общем, полный ширк, ахи аг'узубиЛлагь. И это все то же самое, что и делают идаратовцы. И что с этим делать?

Али подумал.

– Прогнать англизов мы не можем. Придут люди руси.

– Правильно – сказал амир – правильно. Но мы можем ударить по Идарату и посмотреть, что будут делать англизы. Вступятся ли они за тех, кто так близок им и делает так же, как они.

– Вы просто кладезь мудрости, Высокочтимый…

– Нет, я просто хочу сохранить заветы предков и шариат здесь в неприкосновенности. Как бы это ни было сложно. Если победит Идарат – шайтан знает, что здесь начнется…

Эмир посмотрел в глаза Али

– С этими бандитами идарата будешь разбираться ты

– Слушаюсь…

– Набери людей. Столько, сколько нужно.

– Слушаюсь.

– И следи за англизами. Я знаю, что ты близок к ним – но сейчас это даже хорошо. Помни – ты родился здесь, на этой земле. Это твой народ – а англизы такие же крестоносцы, как и люди руси, ничем не отличаются

– Я никогда этого не забуду.

– Вот и хорошо. Найди управляющего на свои земли. Лучше жида.

– Слушаюсь…

– А теперь – иди…

Юго-Аравийская федерация

Ночь на 07 июня 1949 г.

Только во внутреннем дворе замка Али понял, что хватать и отправлять на пытки его не собираются. По крайней мере, пока.

Совершенной дикостью – было то, что чем больше он боролся с этим режимом, несомненно, преступным, преступным и против Аллаха и против людей – тем выше он поднимался по карьерной лестнице, скользкой и опасной как и все карьерные лестницы в мире. То, что он занял такой высокий пост – а в восточных государствах начальник личной охраны обычно ближе, чем военный министр, потому что министр защищает всех, а начальник охраны – себя, любимого. Он понимал, что на этой должности уже вряд ли сможет вести себя как раньше. Хотя бы потому, что раньше – он был одним из многих. А сейчас он – особо приближенное лицо, и каждый его шаг – будут отслеживать десятки злобных и враждебных глаз, только и думающих о том, как его уничтожить.

Насколько он знал, ни один человек из его предшественников не умер собственной смертью…