Александр Смолян - Во время бурана

Что же касается моей интуиции, так поразившей ее, то здесь дело обстояло не совсем чисто. Впрочем, давно уже кем-то неплохо сказано: информация — мать интуиции. Накануне вечером Тамара Андреевна говорила мне: «Жаль, конечно, Лизочку, но отчасти она сама виновата. Юра — человек со странностями, я не отрицаю. Но нельзя же терзать его за это изо дня в день. А она совсем не считается с его привычками. Она своей чистоплотностью кого угодно может допечь. Лизочка хорошая девочка, очень хорошая, я о ней никогда плохого не скажу. И Юру любит, и неглупая. Но терпения у нее маловато и не умеет мириться с чужими недостатками. А в жизни и это нужно».

Вот как обстояло дело с моей интуицией. Мессинг мог спать спокойно…

— Ладно, — повторила Лисица, выскребая остатки сливок и облизывая губы. — Но мне даже неудобно рассказывать тебе об этом. Потому что все это тоже пустячнейшие пустяки. Тебе трудно будет поверить, что я могла придавать этому такое значение.

— Но, видимо, эти пустяки порядком попортили вам жизнь?

— Да. А может, не столько они, сколько мое отношение к ним, моя нетерпимость. Ты, наверно, помнишь, что Левка еще в школе терпеть не мог всяческого чистоплюйства. И меня вечно дразнил «чистюлей»… И директоршу шокировал своими вихрами, своим расхристанным видом…

— Помню.

— Ну вот. Все это продолжалось. Год за годом.

— Он продолжал тебя дразнить?

— Не смейся. Он продолжал пренебрегать самыми элементарными правилами приличия, порядка, аккуратности…

— Я помню и еще кое-что. Помню, как однажды, на классном собрании, когда директорша напустилась на Левку, ты бросилась на защиту. Ты тогда говорила, что никто не обязан соблюдать всякие условности, что каждый имеет право одеваться так, как нравится ему, а не другим…

— Да, да. Я тебе даже больше скажу. Может, Левка произвел на меня впечатление именно независимостью своих суждений, свободой от общепринятых вкусов, своим царственным безразличием к одежде. Мне все это нравилось, хоть иногда я и называла его чертополохом…

И это я помнил. Даже, может быть, с большими подробностями, чем сама Лисица. Помнил, как мы шли втроем из школы, дул сильный ветер. Была ранняя весна, март или самое начало апреля, а Левка шел в одном пиджачке, да и то — внакидку. Лисица сказала, чтоб он надел пиджак в рукава и застегнулся, но он только рассмеялся и ответил, что на пиджаке все равно ни одной пуговицы нет. Она сказала, что он «типичный чертополох», а он — будто только и ждал этого — чуть не целую лекцию нам прочел. «Что ж, — сказал Левка, — чертополох, иначе именуемый репейником, растение во многих отношениях замечательное. Во-первых, исключительно жизнестойкое. Как только ни воюют с ним, как ни пытаются его извести, а ему все нипочем. Во-вторых, цветы: редкие оттенки лилового, и запах очень приятный. А какая нежная паутинка на бутонах! В-третьих, своеобразнейшая форма листьев и стеблей: они и крепенькие, и так изысканно вырезаны. Недаром архитекторы издавна используют их рисунок в орнаментальной лепке. Может, еще выяснится, что чертополох — полезное растение. Репейное масло и сейчас очень ценится. Вчера сорняком считался, а сегодня в почете — таких примеров сколько угодно…» Ну, кто еще из наших мальчишек мог так мыслить? Для остальных сорняк — он и есть сорняк, ничего больше, так про него и в учебнике сказано… Вот Лисица и развесила уши. А Левка, помню, еще шутил, что рядом с чертополохом огненная лилия выглядит особенно выигрышно. Мне этот комплимент показался довольно неуклюжим, но Лисице — я это заметил — пришелся по вкусу…

Я поймал себя на том, что, предавшись воспоминаниям, почти не слушал Лисицу. А она продолжала:

— Мне нравилось по Невскому с ним пройти этакой контрастной парой. Я — намытая, нарядная, причесанная, каблучками тук-тук, а он рядом идет вразвалочку, лохматый, руки в карманах потертой кожанки… Я — подтянутая, все на мне новенькое, начищенное, наглаженное, а он — воплощение непринужденности и полного пренебрежения к тому, что о нем подумают…

— А потом это тебе разонравилось?

— Знаешь, одно дело — пройтись по Невскому, и совсем другое — жить с человеком бок о бок. Я привыкла жить иначе… Я и так вначале старалась мириться с тем, чего никому другому не простила бы. Старалась относиться к этому с юмором, не придавать большого значения… Но Левка — ты же знаешь, какой он, — на полпути не остановился. Вслед за гребенкой он отказался и от зубной щетки. Я уж не говорю о щеточке для ногтей — ею он никогда не пользовался. Но зубная! Стал разводить всякие теории — дескать, черствый хлеб и вообще грубая пища гораздо лучше очищают зубы. Дескать, это метод гораздо более естественный, которым прекрасно обходилось раньше все человечество, а большинство обходится и теперь, причем — большинство, реже страдающее от зубной боли. Договорился до того, что стал мне ставить в пример собак. Вон, дескать, какие у них крепкие зубы, а ни паст, ни щеток не употребляют. «Ладно, говорю, живи как собака, если это тебе нравится». Тоже еще примирилась, превратила все в шутку.

— Что же переполнило чашу твоего терпения?

— Не так-то легко это объяснить. В быту сталкиваешься с тысячами мелочей, и в каждой из них сказываются привычки человека. В каждом из тысячи случаев один поступает так, а другой считает, что надо бы иначе… Но когда Левка и мылом перестал пользоваться, тут уж я взъярилась.

— То есть как это?

— Как взъярилась?

— Нет, как перестал?

— Перестал, и все тут. Тоже начал всякие теории разводить. Но, как ты понимаешь, я ему устроила такое…

— Погоди, какие же теории он выдвигал на этот раз? Что собаки обходятся без мыла?

— Нет, собак он теперь оставил в покое. Он плел что-то насчет вирусов. Не помню уже, что именно… И тогда я ему сказала, что с меня хватит.

— Но постарайся припомнить. Это интересно. При чем тут вирусы?

— Господи, конечно, ни при чем! И что может быть интересного в бреднях человека, который спятил? И неужели ты думаешь, что я способна была слушать? Да я убить его готова была в тот момент! Я бросилась на него с кулаками и колотила по спине, пока не отбила себе костяшки пальцев.

— Помогло?

— Только в том смысле, что я немного успокоилась. Честное слово, я примирилась бы и на этот раз. Ты учти: во всем остальном он оставался тем же обаятельным Левкой. Умница, талант, любящий муж. Я перестала злиться. В конце концов, он ведь никому худого не делал, только себе. Но когда я поняла, что у меня будет ребенок, мне взбрело в голову, что теперь во всем доме должна царить образцовая чистота. Я снова стала придираться к Левке. Вот в такой обстановке и произошла та сцена, о которой ты уже знаешь.

Мы расплатились и вышли из кафе. Я проводил Лисицу до автобуса. На остановке я спросил ее: