Николай Томан - В созвездии трапеции [сборник]

— Ну что ты! Напротив, пытался даже защищать его. Не очень, правда, успешно.

— Рэшэд тоже при этом присутствовал?

— Как же можно было вести такой разговор без него?

— Ну, а Рэшэд?

Я изо всех сил стараюсь не выдать своего волнения, но это мне не удается. Хоррэл, однако, не замечает ничего: он весь погружен в свои мысли и ждет не дождется, когда я уйду.

— Ты же знаешь его характер, — рассеянно отвечает он. — Спокоен, как всегда. Даже я волновался за него, пожалуй, больше, чем он сам.

— Но в чем же все-таки обвиняли его конкретно?

— В том, что ему не следовало демонстрировать столь широкой аудитории магнитную ленту с изображением девушки. Ты же знаешь, что по его просьбе на заседание были приглашены, кроме астрономов, многие другие ученые, не члены Совета.

— А что ответил на это Рэшэд?

— Что он не видит оснований скрывать эту ленту от научной общественности, так как в существовании на Эффе высокоразвитой жизни он нисколько — не сомневается.

— А ты? — настороженно заглядываю я в глаза брата.

Он отвечает, почти не задумываясь:

— В том, что на Эффе возможна жизнь, не сомневаюсь и я. Для этого на ней имеются все необходимые условия.

Он говорил это таким тоном, будто мне и без дальнейших пояснений все должно быть ясно. Но мне не все ясно. Мне теперь вообще хочется знать как можно больше и о Желтой звезде и особенно об Эффе. Почему, например, важны размеры этой планеты для возникновения на ней жизни?

— Дело тут в том, Шэрэль, — устало поясняет Хоррэл (для него все это — прописные истины), — что именно в массах космических тел заключается коренная разница между звездами и планетами. В планете с массой, равной одной двадцатой или одной двадцать пятой такой звезды, как Желтая, внутреннее давление и температура должны повыситься настолько, что станут возможны ядерные реакции. Такое космическое тело, следовательно, само может превратиться в звезду. Но даже в том случае, если бы масса Эффы составляла только одну тысячную массы своей звезды, она все еще была бы слишком велика для возникновения на ней жизни. Почему? Да по той причине, что такая планета способна удержать слишком большую атмосферу, сквозь которую лучи Желтой звезды не в состоянии проникнуть к ее твердой оболочке.

— А маленькие планеты непригодны, видимо, по противоположной причине? — догадываюсь я. — Они не в состоянии удержать своих атмосфер?

Хоррэл утвердительно кивает:

— Правильно, Шэрэль. Ты теперь сама видишь, какие жесткие условия ставит живая природа в отношении массы планеты. Желтая звезда имеет довольно многочисленную семью планет, но только на одной из них, Эффе, существуют благоприятные условия. Я даже полагаю, что они такие же, как и на нашей планете. Во всяком случае, по массе она не слишком отличается от нашей и обращается вокруг Желтой звезды примерно в такое же время, как и наша Джумма вокруг Джэххэ. Немаловажно еще и то обстоятельство, что у Джуммы с Эффой не только одинаковые, но и не очень продолжительные обороты вокруг их собственной оси. Это дает возможность лучам наших звезд сравнительно равномерно обогревать поверхности наших планет…

Невольно увлекшись этими объяснениями, Хоррэл спохватывается вдруг:

— Ну ладно, хватит читать лекции — пора и делом заниматься. Я попросил Совет разрешить мне с сегодняшнего дня вести наблюдения только за Эффой.

— А это поможет разгадать ее тайну? — с надеждой спрашиваю я.

— Обычные телескопы, даже с кварцевой оптикой, едва ли дадут возможность обнаружить что-либо новое. Но скоро должен вступить в строй телескоп с электронным преобразователем нового типа. Он специально сконструирован для наблюдения не светящихся собственным светом космических тел. Вот на него-то я и возлагаю большие надежды.

Я знаю, что деды наши работали третью часть суток. Представляю себе, как это их изнуряло. Оставшееся время уходило, видимо, главным образом на сон и отдых. Когда же было пополнять знания, заниматься искусством и спортом? Они, однако, ухитрялись как-то делать все это. Просто непостижимо!

Даже сейчас, когда наш рабочий день составляет шестую часть суток, разве успеваешь осуществить все свои замыслы? Иногда, правда, приходится работать немного больше. Как сейчас, например, когда почти вся молодежь нашей лаборатории добровольно подключилась к группе Рэшэда. Мы увлечены его гипотезой и не жалеем времени. Присоединяются к нам разные специалисты и из других научных обществ.

Я прихожу теперь на работу одной из первых. Сегодня мне особенно не терпится поскорее сесть за свой пульт.

Войдя в лабораторию, замечаю, что дверь в павильон Рэшэда распахнута, как и вчера вечером. Рэшэд уже сидит за своим столом и сосредоточенно чертит что-то. Заметив меня, приветливо здоровается.

— Вы почему так рано, Шэрэль?

— Неожиданно возникла идея еще одного эксперимента с фонограммой, — отвечаю я деланно-равнодушным тоном.

— А вы разве не были на заседании Совета? — улыбается Рэшэд.

— Была.

— И у вас не отпала охота возиться с этой фонограммой?

— Наоборот! — теперь уже не сдерживаясь, горячо восклицаю я.

— Тогда идите-ка сюда, я покажу вам кое-что.

На столе перед Рэшэдом большие листы бумаги с контурами материков и океанов какой-то планеты. Видимо, Эффы. Он берет один из них и протягивает мне.

— Помните, кто-то сказал, что на Эффе должно быть слишком много воды? Допускалось даже, что суши там нет вовсе… Опроверг это астробиолог Аттан, напомнив о бесспорном и давно уже известном факте существования в атмосфере Эффы молекулярного кислорода. Бесспорно в связи с этим и существование на Эффе мощной, занимающей колоссальные пространства наземной растительности. Это и у вас, наверное, не вызывает сомнений?

Я молча киваю головой.

— Воды там порядочно, конечно, — продолжает Рэшэд. — Не менее трех четвертей, но и суши должно быть вполне достаточно. Я пометил пунктиром линии, прочерченные лучами локаторов на поверхности Эффы. Они проходят только по океанам, но их витки довольно широки и в промежутках между ними, как видите, может быть и суша. Кроме того, из-за недостаточной аналитической способности тогдашних локаторов они могли показать влажную сушу или влажный снег на поверхности Эффы, как воду. Вот я и попробовал изобразить эту предполагаемую сушу в виде трех или даже четырех материков. Пусть кто-нибудь докажет мне теперь, что это не так.

Рэшэд довольно улыбается. Забирает у меня свой чертеж и прячет в стол.

— Общего вида поверхности Эффы у нас, к сожалению, нет. Запись ее изображения повреждена, и вообще, как вам известно, показания большинства приборов ракеты либо сильно искажены, либо вовсе отсутствуют. Следовательно, данных для доказательства существования разумной жизни на Эффе, кроме магнитной ленты с изображением девушки, пока нет никаких. Не отказываться же нам из-за этого от своих убеждений?