Евгений Филенко - Объемный взрыв

Кьеллом Лгоумаа открыл было рот, чтобы возразить, но полковник Нарданд веско припечатал ладонь к столешнице, кладя конец дискуссиям.

– Вы получите гарантии, т’гард, – сказал он. – У кого-нибудь есть огонь? Светоч надлежит возжечь.

– Тут, наверное, нужны какие-нибудь лучинки из драгоценного дерева… – неуверенно предположил мастер-сержант Сэтьятунд.

– Глупости, – повторил Кьеллом Лгоумаа. Все посмотрели на него. – Это солдатская реликвия, и клятва – Солдатская. Чем проще источник огня, тем угоднее Светочу.

Он достал из нагрудного кармана обычную пьезоэлектрическую зажигалку. Со второй уже искры внутри Светоча, сходного с продолговатой отверстой раковиной древнего моллюска, родился крохотный огненный язычок. Потянуло кисловатым дымком. С каждым мгновением огонь набирал силу, пока наконец не превратился в тугие переплетенные струи.

– Чем угодно… – прошептал сержант Омнунгор с восторгом и трепетом в голосе. – В чем угодно…

– Руки к пламени, – негромко потребовал полковник. – Вы тоже, т’гард… Кто произнесет формулу?

– Я же и произнесу, – сказал Кратов.

Ощущение было странным: огонь лизал его ладонь, но не обжигал, а словно бы проникал сквозь кожу и растекался вместе с кровью по жилам, согревая и несколько будоража, как добрый коньяк. Конечно же, то был не огонь, а некая оптическая иллюзия… но весьма умело устроенная. С религиозными реликвиями так всегда и бывало.

– Позвольте-ка, – сказал военспец Кырханг и тоже потянулся к Светочу.

– Вам не обязательно, – заметил полковник. – Вы не осуждены, вы не Черный Эхайн, да и вообще непонятно кто.

– Но я хочу, – сказал Кырханг. – Немного доброжелательного внимания мистических сил никому не помешает.

Кратов улыбнулся – про себя, чтобы не нарушать величие минуты. Как обнаружилось, многажды декларированный материализм Кырханга имел свои границы.

…«У нас все получится», – повторял он про себя слова, которыми желал убедить Эрика Носова, но вышло так, что более всего пытался урезонить самого себя. К тому же, эта мантра помогала ему гнать прочь простую и болезненную, как заноза в пятке, мысль: «Боже, что я творю!..»

Дирк Оберт неспешно одолел половину пути, когда заметил патруль. Ему это не понравилось: встреча с капралом Даринуэрном сегодня не входила в его планы. Впрочем, капрала среди эхайнов не было, и они просто стояли на краю подернувшегося сине-зелеными всходами поля, огромные, как сторожевые башни, закованные в обычную свою броню, несмотря на зной, медленно, как и подобает башням, вращая головами. В сторону Оберта они даже не покосились. Он перевел дух и двинулся дальше.

На перекрестке к нему присоединился Тони Дюваль, в шортах и фуфайке с капюшоном. На загорелом лбу его поблескивали капельки пота.

– Как пробежался? – спросил Оберт.

– Неплохо, – сказал Тони. – Без компании скучновато. Я понимаю, конспирация, все такое, но просто говорю вам как есть. – Он тоже увидел эхайнов. – Вам не кажется, будто они что-то заподозрили?

– Если бы они что-то заподозрили, – усмехнулся Оберт, – мы все с самого утра сидели бы взаперти по своим хижинам, а старина Ктелларн по очереди вынимал бы из нас душу.

– Не такой уж он и монстр, – возразил Тони. – Вот только очень переживает, когда проигрывает в шахматы или в покер.

– Так он еще и в покер играет?! – поразился Оберт.

– Сейчас уже нет. Он плохо умеет скрывать эмоции, особенно когда приходится лгать без нужды.

– И на что же вы играли?

– Так… на пустяки, – уклончиво ответил Тони.

«Разумеется, пустяки, – подумал Оберт. – Наверняка вынудили бедолагу Ктелларна обучить их каким-нибудь приемам эхайнских боевых искусств или как пользоваться скерном. Так, из чистого любопытства. А он запутался в собственной лжи, устал изворачиваться и счел за благо отступиться вовсе». Они миновали дома Верпланков и Шмиттов, дошли до поворота и здесь разделились, чтобы не привлекать излишнего внимания, условившись встретиться уже на месте. Юношу эта нехитрая конспирация явно возбуждала, между тем как Оберт не на шутку нервничал. Он вообще никогда не любил рискованных предприятий и до сих не мог простить себе, что вообще отважился покинуть уютный, обжитой кабинет и пуститься в это нелепое и необязательное путешествие на Титанум, которое завершилось для него самым неприятным образом. Больше всего сейчас ему хотелось бы сделаться невидимым. Или на крайний случай мимикрирующим, как хамелеон. Командор Хендрикс, помнится, рассказывал про какую-то вполне себе гуманоидную расу, которая, однако же, наделена была выдающимися способностями сливаться с окружающей средой и даже подвела под эти свои природные дарования некий философско-религиозный фундамент… Но никаких серьезных неприятностей не приключилось, а мелкими неудобствами вроде ушибленного о скрывшуюся в траве кочку большого пальца можно было смело пренебречь. Слегка припадая на одну ногу, Оберт приблизился к стоящему на отшибе в рощице синих ктимокабрен домику.

Менее всего он ожидал застать там де Врисса, который сидел в тени на лавочке, бледный, осунувшийся, но вполне жизнеспособный и с таким видом, будто уже утомился ожиданием.

– Доброе утро, Винс, – сказал Оберт. – Какого черта вы здесь делаете? Если не ошибаюсь, доктор прописал вам постельный режим.

– Все едино этот доктор ничего не понимает в людях, – промолвил де Врисс. – Он скорее угробит меня, чем вылечит. К тому же, у меня ремиссия, и я хочу успеть принять участие во всех авантюрах, которые вы замыслили в мое отсутствие.

– Как мило с вашей стороны, что вы не залезли в дом без спросу, – съязвил Оберт.

Де Врисс не успел ответить в том же духе, потому что из-за угла дома, крадучись по стенке, будто киношный ниндзя, появился Тони Дюваль. Увидев де Врисса, юноша в растерянности вышел из образа и едва не упал, споткнувшись о торчащее из земли корневище.

– А вы-то здесь зачем? – спросил он грубовато.

– Не дерзите, молодой человек, – строго сказал де Врисс. – Быть может, я окажусь вам полезен.

– Полезен? Чем же?

– Но кто-то же должен остаться на страже, пока вы будете разбойничать внутри.

Тони не нашелся, что возразить, и лишь пожал мощными плечами.

– Я тут вспомнил, пока прохлаждался в ожидании вас, – сказал де Врисс. – Мы долго не умели правильно воспринимать эхайнскую речь на слух, с их лязгающей и щелкающей дикцией и падежными постфиксами. Поэтому довольно долго называли эти деревья «текила-каберне».

Оберт негромко засмеялся. Тони посмотрел на него, непонимающе хмурясь.

– Я тоже должен смеяться? – спросил он.

– Пока нет, – сказал де Врисс. – Когда вернемся, ты очень скоро поймешь, в чем тут кроется незатейливый юмор.