Наталья Турчанинова - Киндрэт (Тетралогия)

— Убил?!

— Нет, отпустил.

Правильно, тхорнисх не будет в открытую уничтожать представителей других кланов. Это не в его правилах.

— Вот-вот, — согласился Светлов, слышавший мои мысли. — Он всегда гадит исподтишка.

— План работает, — повторил я. — Ты не можешь подвергать риску свою семью и мстить открыто.

— Знаю! Что ты мне об этом по десятому разу!

— Тогда наберись терпения. Игра уже началась, хотя Миклош и не подозревает об этом. Поэтому удар будет вдвойне неожиданным.

— Понял. Хоть намекни, что сделал.

— Не могу. Это сложная даханаварская система, в несколько ходов, с разменной действующих фигур, основанная на железной логике и виртуозной фантазии.

— В своем дворе каждая собака лает, — ответил грейганн с добродушной усмешкой и отключился.

Он доверял мне. Был уверен, что я в состоянии придумать, как отомстить тхорнисхам. И не ошибся.

Сам не знаю, зачем я это сделал? Взыграли гены Флоры, моей мамочки-авантюристки, мастерицы по плетению интриг? Захотелось сделать гадость мерзавцу Миклошу? Реакция на строгий запрет Фелиции вмешиваться в дела двух кланов? Надоело быть безвольным сканэром, возникло желание доказать, что не глупее нашей высшей элиты? Внезапная симпатия к Иовану? Слишком яркой была его боль от гибели родича, слишком искренней. А еще внезапное осознание удовольствия от манипулирования другими киндрэт. Причем теми, среди которых есть довольно сильные и значимые фигуры. Ничего не поделаешь — Даханавар! Жажда управления у нас в крови. Я отвлекся от приятного самоанализа, увидев, как отчаянно зевающий Лориан пытается устроиться спать на диване:

— Эй, приятель! А ну подъем!

Мальчишка стал ныть, попытался вцепиться в подушку, но был безжалостно вытряхнут из-под пледа и поставлен в горизонтальное положение.

— Хватит дурака валять. Я отвезу тебя домой.

— Ну, Дарэл, я не хочу спать, — бормотал он, сонно отбрыкиваясь от меня. — Я вообще сова. Могу до утра сидеть.

— Давай-давай, шевелись. И не забудь свои бумаги.

Телефоный звонок остановил дальнейшие карательные меры по отношению к подростку. Пришлось выпустить воротник его водолазки и отправиться в спальню.

Я снял трубку:

— Слушаю.

— Привет! Ну, чо, как там твоя калымага?

— Никита Иванов, торговец воздухом, — произнес я вслух. Совсем забыл о нем!

— Точно! — довольно отозвался он.

— Как твоя собака?

Парень на том конце провода засветился ярким удовольствием. Лучший способ завоевать его доверие — поинтересоваться здоровьем любимой собаки.

— Мастина — зверь. Ему в больнице клизму хотели поставить, так он чуть двоих санитаров не задрал. Веришь — нет?! Порошков ему каких-то выписали. На десять гринов всего. Говорят, хорошие. Давайте два раза в день. А я им — вы чо, с дуба рухнули?! Чтоб хорошие лекарства десять гринов стоили?! Ща парней позову, разнесем всю вашу «Скорую помощь»! Чо ты смеешься? Серьезно! Я же за мастину всей душой болею! Ну, понятно, сразу выписали нам нормальные таблетки, за пятьсот. И еще за триста — коврик с подогревом… Во-во, что делает! Ты смотри! Ко мне тут теща прикатила. Так он ей один туфель уже скомкал. Теперь второй дожирает. Ладно, я чего звоню… Как там твоя тачка? А то у меня друг свою продает. «Альфа Ромэо». Жене купил, а та нудит: «Не хочу такую, хочу другую! Чтобы розовая с двумя педальками!» Во дура! Две педальки ей! Я ему и говорю: «Велосипед ей купи — как раз две педальки, не ошибется. Или этот, самокат! Толкайся и рули!»… Ну так вот, хочешь, он тебе эту «Ромэу» загонит? Процентов пять скинет.

— Спасибо, Никита. — Говорить серьезно получалось с большим трудом. — Я уже купил.

— А-а, — разочарованно протянул парень, но тут же встрепенулся: — А ты вторую купи. У меня у тестя две. На одной он на дачу ездит. На другой по городу.

— Ладно, подумаю. Сколько я тебе должен за ремонт?

— Да ерунда. В ресторане больше потратишь.

— Отлично. Тогда пошли в ресторан. Я плачу.

Он рассмеялся, довольный мой догадливостью:

— Нормально! Пошли! Я пацанам звякну. А то с этой работой… Когда?

Я посмотрел на часы. Половина одиннадцатого.

— Давай сегодня.

— Давай.

Мы договорились о месте встречи и, довольные друг другом, попрощались.

Подросток спал. Лежал, уткнувшись носом в диванную подушку, и так замотался в плед, что вытащить его оттуда не представлялось возможным. На столе разметался листами недописанный реферат и валялась наполовину съеденная шоколадка. Я присел рядом:

— Лориан. Просыпайся.

— Нет! — недовольно забурчал он сквозь сон. — Не пойду я! Тут буду! Жалко тебе?! Отстань!

Ладно. Пусть спит. Не буду мучить ребенка, у него и так из-за меня режим сбит.

Я взял из стопки бумаги чистый лист и написал Лориану, чтобы не открывал никому дверь. А если вдруг проснется и соберётся домой — обязательно вызвал такси. Деньги на столе.

Мальчишка не боялся оставаться у меня в квартире один. Здесь ему было спокойно и уютно, в отличие от мрачных апартаментов Кристофа.

Я прислонил записку к подсвечнику, взял ключи от машины, куртку и вышел из дома.

Снег поскрипывал под ногами. Мороз приятно покалывал лицо. Вчерашняя метель оставила во дворе настоящие сугробы. Засыпала грязные следы от шин, и теперь дорога казалась неправдоподобно белой.

Я наклонился, захватил пригоршню снега. Слепил снежок. Сжал его в руке так, что от холода заломило пальцы.

Светили звезды. Очень яркие, зимние. Орион распластался по небу, широко раскинув руки, и на его поясе горели три белых огня.

Воздух пах словно только что выстиранная простыня — свежестью и чистотой.

На проспекте снега не было. Его сожрали химикаты, рассыпанные, чтобы защитить пешеходов и водителей от гололеда. И лишь на ветках деревьев лежали пушистые тонкие волны.

Место для парковки нашлось с трудом. Стоянка перед рестораном была забита. Я буквально втиснул «понтиак» между красным «жигуленком» и «хондой», едва не задев зеркало последней. На мгновение пожалел, что не остался дома, но из приоткрытой двери уже тянуло разноцветной человеческой силой. Устоять и не окунуться в нее я не смог.

Никита Иванов с двумя приятелями ждали меня за столиком, на втором этаже.

— Кирилл. — Крепкий парень с глубоко посаженными черными глазами приподнялся и подал руку. Казалось, на его лице слишком много мышц. Они бугрились на нижней челюсти, поминутно напрягались на скулах, перекатывались по лбу, сминая его в глубокие складки.

Широкую шею стискивал слишком узкий воротничок дорогой рубашки, короткие толстые пальцы пережимал перстень с печаткой и обручальное кольцо.

Основное ощущение, исходящее от него, — агрессивность и упрямая злость.