Захар Петров - Чистилище

- А что ещё ты «видишь»?

Она попыталась вложить в слово «видишь» насмешку, но вопрос получился каким-то надорванным.

- Я вижу на тебе много крови. Очень много крови. Которую ты уже пролила и ещё прольёшь. Но у тебя есть шанс остановиться. У всех есть шанс остановиться. Нет, исправить то, что ты натворила и ещё натворишь, нельзя. Можно просто делать хоть что-то…

- Я знаю, что мне делать. Ты мне лучше скажи, кто такой «Идущий По Муосу», о котором ты пела?

- Я не знаю, кто это. Так пелось в моём сне.

Вере стало легче. Конечно, это просто прекрасное исполнение ночного кошмара несчастной, обиженной природой девочки, который возвела в предсказание самозванная пророчица Зоя. «Идущий По Муосу» – всего лишь игра слов, простое совпадение с тем, с чем пришлось столкнуться Вере или даже с тем, что «выдумал» её уставший мозг. А страшные «пророчества» - ещё одна уловка диггеров, чтобы сломить волю живущих в Муосе и достигнуть господства. И ведь у них это получается – некоторые слабонервные ополченцы до сих пор рыдают.

8.

Инга больше не пела. Но и без того, её пение надорвало решительность засевших в Ментопитомнике республиканцев. Только и было разговоров, что про конец света, который пророчили диггеры. Командир запретил эти разговоры. Но только, когда несколько самых недоходчивых ополченцев выплюнули на пол по паре зубов после командирских зуботычин, некое подобие дисциплины восстановилось. Только подобие дисциплины, потому что ополченцы по прежнему между собой о чём-то перешёптывались, с неприязнью поглядывая на армейцев и убров. А Командир как то раз процедил Вере:

- Что послушали песенку? Довольна?

Вера чувствовала дикую неприязнь к ней Командира и такие же чувства испытывала к нему. Но они оба понимали, что сейчас нужны друг-другу, как никогда. Их шансы победить диггеров не так уж велики, а если не станет одного из них, победы их разношёрстному отряду не видать вообще.

Возникшее напряжение в Ментопитомнике немного разрядилось благодаря Вере, случайно вмешавшейся в тихий разговор Сахи и Пахи. Они, думая, что их никто не слышит, беседовали на запретную тему конца света:

- Памятаеш, што мацi пра пекла гаварыла: унiзе яно, пад намi. Гэта возера вогненная, у якiм чэрцi плёскаюцца. Калi канец прыдзе – Муос абвалiцца ў пекла – i ўсё тут [Бел.: Помнишь, что мать про ад рассказывала: внизу он, под нами. Это озеро огненное, в котором черти плещутся. Когда придёт конец – Муос обвалится в ад – и всё тут],- втолковывал брату свою мировоззренческую концепцию Паха.

Саха тихо, но настойчиво спорил:

- А я цябе кажу, што пекла знаходзiцца вакол Муоса. Навакол гарыць агонь такi, што за сто крокаў не падойдзеш. А Мiнск з Муосам плаваюць па гэтым агнi, як скварка на патэльне. I вось гэтае кола вогненнае кожны дзень змыкаецца, скварка растае i аднойчы яе не стане зусiм. [Бел.: А я тебе говорю, что ад находится вокруг Муоса. Вокруг горит огонь такой, что за сто шагов не подойдёшь. А Минск с Муосом плавают по этому огню, как шкварка на сковородке. И вот это кольцо огненное каждый день смыкается, шкварка тает и однажды её не станет совсем].

- Да нет вокруг никакого огня, - не выдержав, вмешалась в разговор Вера.

- Я цябе казаў - торжествующе заулыбался Паха. – Камандзiр, скажы: я ж правы: пекла пад намi з возерам вогненным i з чэрцямi?

- Насчёт чертей – не ручаюсь. Вернее точно – их там нет. А вот озеро огненное… И да и нет.

Оба брата насупили лбы, что, видимо, означало готовность к напряжённому мыслительному процессу, они уставились на Веру, молчаливо требуя дальнейших объяснений. Не было сомнений, что они примут за абсолютную истину всё, чтобы им сейчас не поведала Вера, и от этого она пришла в некоторое замешательство. Как им объяснить хотя бы толику того, что она знала сама. Кое-что вспомнив, она подхватила печеную картофелину из своего запаса. Не такая круглая, как хотелось бы, но всё-таки. И так же, как когда-то давно Вячеслав Максимович на первом занятии по вневедению, она принялась объяснять:

- Представьте оба, что эта картофелина начала быстро расти: она выросла больше этого помещения, больше Муоса, больше… Короче она выросла такой большой, что толщина её кожуры стала тысячи тысяч рельсов… Вы же оба в кузне работали, а значит видели раскалённое железо. Так вот представьте, что под кожурой этой огромной картофелины не то, что мы едим, а раскалённая масса, такая, как у кузнеца на наковальне, только жидкая и ещё более горячая. А маленькая точечка в самой верхней части кожуры этой картофелины – это Муос. А вся картофелина – эта планета Земля, на которой может быть много таких Муосов. Но как не тонка кажется эта кожура, она никогда не проломится под тяжестью Муоса – всего лишь незаметной червоточинки в её толще…

Сморщенные лбы Сахи и Пахи свидетельствовали о тех неимоверных усилиях, которые они прилагали, чтобы понять то, во что они сходу верили. Они смешно по-переменно кивали, изображая понимание, от чего их головы циклично двигались, как два клапана в насосе.

Вера никогда ни с кем не делилась своими знаниями, и это оказалось не менее интересно, чем их получать. Она заново переживала уже со своими случайными слушателями радость познания мира. Она по своей воле говорила без перестану час или больше, чего раньше с нею не случалось. Потому что, рассказав по земную кору и магму, нельзя было не рассказать про горы, землятрясения и вулканы. Сообщив про размеры Земли, нельзя было не упомянуть про материки, океаны, полярные льды и жаркие пустыни. И было много других вещей, без которых краткая лекция по естествознанию не была бы полной. Вера чувствовала, что ей неожиданно легко удаётся подобрать верные слова и нужные сравнения, чтобы вложить в их привыкшие примитивно мыслить мозги понятия о вещах далёких и необъятных. А головы-клапаны Сахи и Пахи всё это время беспрерывно дёргались, и они, кажется, за всё время не разу не моргнули.

Братья оказались не единственными слушателями Веры. Начало их разговора с Верой услышали сидевшие рядом республиканцы, одуревавшие от своих мрачных разговоров и мыслей. И им, конечно, хотелось узнать версию возможности скорого конца света от второго по значимости офицера в их засаде. Но постепенно они увлеклись тем, что рассказывала офицер спецназа, оказавшаяся неожиданно хорошим рассказчиком. Её объяснения, не совсем понятные, но звучащие убедительными, действовали успокаивающе. И вот крестьянин-ополченец, который ещё совсем недавно безмолвно раскачивался, терзаясь смутными предчувствиями, вдруг встрял в разговор, решив «блеснуть» толикой знаний:

- Точно! Мой дед лётчиком был, так он рассказывал…

- Да замолчи ты… - раздражённо прервал его кто-то из армейцев, тоже внимательно слушавший Веру.