Александр Казанцев - Льды возвращаются

— Какого? — живо спросила Елена Кирилловна.

— Не знаю, известен ли вам такой… Роя Бредли.

Елена Кирилловна вскрикнула и лишилась чувств.

Мы с Валентиной Александровной кинулись приводить ее в сознание. Прибежали и захлопотали нянечки. Появились носилки на колесиках.

— Кажется, мы переоценили состояние нашей милой выздоравливающей, — вздохнула Полевая.

— Вот видите… — печально сказал Терми. — Теперь это еще больше обязывает нас к осторожности в главном эксперименте.

— Если бы было время для этой осторожности! — задумчиво сказала Валентина Александровна. — Я готова решиться…

— Я в отчаянии, коллега, едва подумаю, что наш метод может оказаться бессильным. Ведь он рассчитан на включение собственных сил организма, действующих по исправленной программе. Но ведь у неготаких сил нет. Ведь действующего организма по существу, там нет. Мы имеем дело не с живым человеком, а лишь с забальзамированным с помощью непрерывно действующих машин его трупом.

Мне стало почти дурно.

— С вами страшно согласиться, профессор, — тихо сказала Валентина Александровна.

Лиз прилетела в Москву вместе с мистером Игнесом и инженером Гербертом Кандерблем. Сенатор Майкл Никсон отправился на правительственном самолете на день раньше.

Герберт Кандербль, высокий, нескладный, торопился надеть в проходе между рядами кресел пальто. Боб Игнес уже спускался по трапу, подняв обе руки с тугим портфелем и маленьким чемоданчиком, шумно приветствуя встречающих. Кандербль пропустил Лиз вперед.

Ее встречала профессор Веселова-Росова. С радушной простотой она обняла американку, когда та сбежала по ступенькам.

Кандербля и Игнеса встречали их старые знакомые братья Корневы, инженеры, соратники по строительству Арктического моста через Северный полюс. Их представили Лиз. Один из них, совершенно седой, но с молодым лицом, обращал на себя внимание. Это был человек из племени легендарных строителей, о котором Лиз слышала еще в юности.

Корневы увозили гостей на дачу, так называют здесь загородные виллы. Лиз не хотела стеснять Веселову-Росову, приглашавшую остановиться у нее, и попросила отвезти ее в гостиницу «Украина».

По дороге, сидя в машине, Лиз робко высказала радушной женщине свое заветное желание повидаться с помощницей Бурова, которую удалось вернуть к жизни.

— Я ее так хорошо помню. Я была очарована ею, — сказала Лиз.

Веселова-Росова почему-то очень смутилась и пробормотала что-то по поводу того, что непременно передаст это желание гостьи.

Лиз отказалась в гостинице от трехкомнатного номера, заняв на этот раз маленькую комнату с одной кроватью.

Расставаясь до вечера, Веселова-Росова советовала Лиз поспать до ночного заседания. Лиз уверяла, что прекрасно выспалать над океаном. К тому же она еще не отвыкла от нью-йоркского времени и для нее заседание будет дневным.

Пообедав в ресторане, Лиз поднялась к себе на двадцать третий этаж, постояла у окна. Был виден изгиб скованной льдом реки, мосты через нее, море заснеженных крыш и башни небоскребов, стоявших здесь свободно, не в такой тесноте, как в Манхеттене. И это было красиво!

Где-то здесь лежит то, что осталось от бедного Бурова. Сербург, Сербург! Тебя уже нет, каким ты был тогда!

В дверь постучали. Лиз вздрогнула:

— Войдите.

Неужели она?

Да, она узнала ее с первого взгляда. Так запомнившееся ей лицо, чуть вьющиеся волосы. Она и в то же время не она… Слишком возмужала!..

— Хзлло, миссис Бредли! Как вы поживаете? Как вам нравится теперь наша Москва?

Какое великолепное произношение. Конечно, она слышала еще и тогда этот голос, но… Тогда она говорила с иностранным акцентом. А теперь — как урожденная американка!

Лиз протянула обе руки и пошла навстречу вошедшей:

— Как я рада! Я боялась, что вы не придете. Вы необычайно похорошели. Я рада, что вы долучили всемирную премию. Прошу вас, садитесь.

— Благодарю вас. Я до сих лор признательна вам за помощь, которую вы оказали мне… в Третьяковской галерее.

Лиз отступила:

— Я вас плохо понимаю. Разве это были вы?

— Я такая же американка, как вы, которая, подобно вам, стремилась служить великому делу.

— Помогая Бурову?

— Я должна была шпионить за ним. По заданию вашего бывшего жениха Ральфа Рипплайна. Меня заслали сюда, но я водила за нос боссов.

Лиз расхохоталась, восхищенно глядя на гостью. Она потребовала, чтобы Эллен рассказала ей обо всем.

— Вы надули Ральфа? — воскликнула наконец Лиз, прерывая рассказ. — Вы прелесть! Я сразу почувствовала в вас героиню.

— Нет. Я была слищком слаба. Даже не сдержала себя, когда вы признались мне здесь в гостинице, что Буров приходил к вам в палатку.

— Боже мой! Да я была для него лишь мешком с отрубями. Потому я и уступила его вам.

— … и вышли замуж за моего мужа.

Ошеломленная Лиз в изумлении уставилась на Эллен.

— Мы повенчались с Роем в Африке, в джунглях, перед звездами… Я воспитываю здесь нашего сына.

Лиз всплеснула руками:

— Боже мой, дорогая! Так ведь он вас до сих пор любит. Вы — его Прекраснейшая Солнца. Как у Петрарки его Лаура. Ведь настоящее чувство выше всего земного, и уж во всяком случае выше записей в канцелярских книгах…

— И план создания второго Солнца вы назвали «планом Петрарки».

— Да. Маленькая женская слабость. Я тоже хочу чего-то великого, красивого, что возвышается над всем… если уж у меня нет… любви…

— И вы отдали этому великому все, что имели.

— Да. И мне не хватает, хотя я и пустила на ветер все наши миллиарды. Мне нужны все советские ядерные боеголовки. Я прилетела за ними сюда.

— И вы рассчитываете получить их?

— Я знаю все возражения против нашего плана. Юпитер — второе Солнце — выжжет Марс. Можем ли мы гарантировать, что нет марсиан, что мы не погубим ради себя чужую цивилизацию? Я знаю, все знаю… Счастье одного всегда покупается несчастьем другого.

— А если термоядерные реакции на Юпитере перейдут во взрыв?

— Тогда — взрыв еще одной сверхновой звезды, которую заметят с какой-нибудь планеты в туманности Андромеды. Во всяком случае, это не похоже на жалкую судьбу будущих поколений, которую готовит им Кандербль с Игнесом «планом Икара».

— Торможение Земли, приближение ее к Солнцу?

— Да, расходуя для этого воду океанов, превращая порты в горные селения, в которых некому будет жить.

— Буров понял бы вас.

— Сербург? О да!.. Я часто мысленно советовалась с ним. Говорила даже об этом Рою.

— Он знает его?

— Преклоняется перед ним. А вы?

— Я продолжаю его дело. Может быть, вас познакомят с этим сегодня в Кремле.

— Я так много жду от сегодняшней встречи. Сразу же вернусь в Америку. А вы? Когда вы вернетесь?