Андрей Марченко - Цифрономикон (сборник)

– Не знаю, – на удивление спокойно признался Дуст. – Точнее, не помню. У меня их, вон, пол-коробки. Что мне, каждую запчасть помнить?

Дуст кивнул на картонную упаковку от старого принтера, в которую были навалены ноутбучные блоки питания, ЮСБ-дисководы, всяческие кабели и тому подобный расходный хлам, которого у любого торговца-железячника скапливается без счета.

– Понадобился недавно, ну я и подобрал по разъему, питание замерил и всё такое. Чуть в дело не пустил.

– И что же помешало?

– Опять не знаю, – Дуст вздохнул. – Наверное, чутье. Какой-то он на ощупь… не хьюлеттовский мне показался. А потом я твой смарт и твою авторучку вспомнил. Ну и… Холст, масло, зубило, молоток.

– А если бы оказался настоящий? – поинтересовался Митяй.

– Назвал бы себя паникером. Но видишь, угадал же. Не подвело чутье!

Дуст неожиданно скользнул вплотную к прилавку и осторожно выглянул в проход. Направо, налево.

У Митяя враз пересохло во рту и в горле, еле-еле сумел выдавить сиплое:

– Что?

– Смотрю, – процедил Дуст. – Есть у меня подозрение, что когда такие вещи ломают, а потом восстанавливают, это их и притягивает. Мужиков этих в черном.

– Да ладно! – усомнился Митяй. – Я давеча в метро одного видел. И ничего при этом не ломал. И тем более не восстанавливал.

– В пути – то другое. Когда впервые ломаешь – они тебя как бы находят и запоминают. А потом уже просто следят.

– Следят? – растерянно переспросил Митяй.

– Ну, может, не следят, а так, присматривают.

– Но зачем?

– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Дуст. – Бояться, что мы разболтаем, – смешно, всё равно никто не поверит, а нас могут и в психушку определить. На профилактику.

– Ну и как, прямо сейчас – присматривают?

– Хрен их знает, – буркнул Дуст. – Вроде не видно никого.

– Слушай, Дуст, – протянул Митяй задумчиво. – А ты можешь с рациональной позиции объяснить – зачем они, кем бы эти люди в черном не оказались, подсовывают нам дубликаты наших вещей? Какой в этом смысл?

Дуст сначала сделал умное лицо, но затем по-простецки поскреб затылок и всё впечатление враз испортил.

– Предположить – могу. Объяснить – вряд ли, – обтекаемо ответил он.

– Ну и?

– Ищут рынки сбыта, – фыркнул Дуст.

– А серьезно?

– Да какое тут может быть серьезно? – вздохнул Дуст. – Версий-то я сотню могу накидать, это пожалуйста, только проку-то от них? Ни проверить, ни измерить…

– Но должен же быть в этом какой-то смысл!

– Смысл наверняка есть. Смысл есть всегда, но, чтобы до него дойти, нам не хватает информации. Поэтому самое умное, что мы можем сделать, Митька, это собирать ее. Собирать и помалкивать. Да, и еще: если рассудок и жизнь дороги вам, остерегайтесь торфяных болот! В смысле, в одиночку вечерами не ходи.

Митяй подумал, что и так давно уже не появлялся в безлюдных местах поздним вечером. Да и в людных тоже. С работы скорее домой и на все замки запереться… Анжела, кажется, обиделась, не звонит. А как ей объяснишь, что в кино не стремно, стремно потом, после кино ее проводить и в одиночку к себе возвращаться?

– Ладно, друг мой ситный, – вздохнул Дуст. – Вылезаем, закрываться буду. По пивку даже не предлагаю.

В полдвенадцатого ночи Дуст перезвонил Митяю и похоронным голосом сообщил:

– Митька! Прикинь: тот ноут, который у меня пять дней от неправильного бэ-пэ пахал, заразился.

– В смысле? – напрягся Митяй.

– Тоже стал неразборной и без винтиков. Я психанул, шарахнул по нему топориком. Знакомая картина, монолит, силумин. Восстановил – слипся и работает, зараза. Причем вообще без бэ-пэ. Правда, времени немного пока прошло, минут двадцать, столько и обычные ноуты могут. Но что-то мне подсказывает…

Приятель многозначительно умолк. Митяй судорожно сглотнул и свистящим шепотом вопросил:

– Куда ж мы с тобой вляпались, а Дуст?

– Ты лучше свои вещи проверь как следует, – посоветовал Дуст. – Мало ли, может, у тебя настоящих уже и не осталось, сплошной силумин.

У Митяя всё внутри оборвалось. Он отнял мобильник от уха и затравленно огляделся.

А потом вдруг сообразил, что давно не слышит цокания дядькиного фамильного будильника, хотя вон он, стоит на серванте и время показывает верное – ну, может, отстает минуты на две-три.

На негнущихся ногах Митяй подошел к серванту и некоторое время подозрительно глядел на злополучный будильник. Тот молчал, не цокал. Осторожно, словно будильник мог ужалить, Митяй протянул руку. Коснулся подушечками пальцев, ощутив прохладное железо.

А потом решительно снял с серванта и принялся разглядывать.

Будильник как будильник, древность древностью. Митяй его зачем-то слегка потряс – и дядькина реликвия неожиданно цокнула раза четыре, а затем вновь умолкла. Митяй встрепенулся, а затем принялся радостно вращать барашек завода. После первых же оборотов будильник размеренно зацокал, как ему и положено, и у Митяя отлегло от сердца.

– Так и инфаркт схватить недолго, – пробормотал он, возвращая заведенный будильник на привычное место. – Но вообще, надо же – остановился он на полдвенадцатого, и проверять я его полез в полдвенадцатого…

Митяй еще подумал: хорошо, что ничего в ванной за последнее время не ломалось. А то глядел бы на всамделишный силумин и напрасно потел бы от испуга.

Еще через неделю Митяй, вернувшись с работы, обнаружил, что дома в его отсутствие кто-то побывал. Понял он это не сразу, только спустя примерно час после возвращения.

Еще на пороге он заметил грязный след от ботинка на паркете, но поскольку прекрасно помнил, что сегодня утром, уже обувшись, заскакивал на кухню за мусорным пакетом, поначалу принял его за свой и не придал особого значения. Просто подумал, что след надо бы подтереть, но, разувшись, раздевшись, умывшись и поужинав, начисто об этом забыл.

Потом у него запиликал почти разрядившийся мобильник, и Митяй вдруг осознал, что зарядка хоть и лежит примерно там же, где и обычно – на рабочем столе, слева от монитора, – но ее провод аккуратно свернут и схвачен гибкой проволочкой, а ничего подобного достаточно безалаберный в быту Митяй сроду не делал.

Вот тогда-то он и вспомнил про след в коридоре.

Метнувшись туда, Митяй зажег свет и принялся разглядывать отпечаток на паркете. Теперь он вдруг понял, что отпечаток оставлен правой туфлей. Во всяком случае – точно не кроссовкой «Меррел», а в это время года Митяй носил только их. Туфли Митяй вообще и не помнил, когда в последний раз надевал. Кроме того, след на паркете явно был на пару размеров меньше, чем могла оставить обувка Митяя.

Следующие несколько секунд Митяй мрачно размышлял – осмотреть замки на входной двери или сразу идти проверять заначку. Заначка победила.