Андрей Марченко - Цифрономикон (сборник)

– Странно, – сказал Сашка. – Я же интересовался перед поездкой. Не живет тут никто. Брошено всё давно, ни света, ни подъезда. А дом я помню. Это Феоктистовых дом. Хозяин – Федор – вместе с нами из деревни уехал. Мы-то в райцентр. А он куда-то далеко – на юг, с казахами. Помню, мама с отцом обсуждали это…

Он вставил ключ в скважину навесного замка, и тот развалился. Перекошенную дверь пришлось толкать плечом. На пятый раз она поддалась, застонала, захрипела и открылась.

Внутри было темно.

Сашка зашел и остановился. Странно ему стало: всё вдруг ясно вспомнилось – вот тут выключатель с тугим щелчком и завитым проводом на фарфоровых шашечках, тут на двор выход с коваными щеколдой и кольцом, тут приступок под ведра, там пыльный чулан, лестница на чердак, керосинка на ящике… Кажется, что бабушка вот-вот выйдет внука встречать.

– Чего встал? – заворчал Роман, подпирая. – Шевели булками, наследничек!

Не сразу освоился Сашка в родном доме. Говорить в голос не мог – как в мертвецкой оказался. Всё кругами ходил, руками трогал, головой молча качал – почти двадцать лет здесь не был, уж сколько лет о месте этом не вспоминал, а, надо же, вернулся – и защипало в горле, забередило в душе.

– Мы в горнице спать ляжем, – доложился Валерка. – А вы тогда тут располагайтесь. В хоромах.

Марина хихикнула. И Сашка почему-то на нее разозлился.

– Зеркало в раме. Лавка из досок. – Марина ходила по комнате, выцеливала объективом камеры отдельные предметы. – Сундук.

Марина училась в престижном университете на продюсера, для нее всё здесь казалось экзотикой – как товары на египетском рынке или экспонаты гамбургского музея.

– Печь русская, топка, – говорила она, включив прожектор на камере.

– Шесток, – негромко поправлял Сашка.

– Котел.

– Чугунок.

– Прибамбасы для печки.

– Ухваты и кочерга.

– Ковер.

– Половик…

Обедать сели в три: нагрели консервов на таблетках сухого горючего, наломали хлеба, открыли пиво.

– Ну, ни хвоста, ни чешуи, – поднял банку Роман. – Где хоть рыбачить-то будем, хозяин?

Сашка махнул рукой на окна:

– За фермой пруд, там можно живцов половить. А река дальше у леса, километра полтора.

Валерка взглянул на планшетник:

– Джипиэс говорит, три километра до реки.

– Врет, – сказал Сашка. – Ты кому больше веришь, китайской железке с американскими спутниками или мне?

– Вообще-то, железке и спутникам, – сказал Валерка. – Но здесь – только тебе.

Оставив пиво на лавке, Сашка занялся печкой. В избе было не холодно, но прогреть ее всё равно следовало, чтобы ушли затхлость и сырость, чтобы дом ожил. Сухие дрова нашлись в подпечке – четыре полена с завитками бересты. Горка лучины занялась сразу, ясно. Береста завертелась, как живая, затрещала, закоптила.

– Сварим завтра уху, – сказал Сашка. – А вечером кашу сделаем.

Они допили пиво и разошлись: кто вещи разбирать, кто дом осматривать.

Ближе к вечеру, устроившись на месте, парни решили отправиться к реке. Оставив Марину на хозяйстве, загрузились в «галлопер», двинулись к лесу через можжевеловые заросли. Роман уже эхолот распаковывал, батарейки доставал, Валерка на планшете путь отмечал, чтобы потом в утреннем тумане не заблудиться.

– Махнем на место, которое у нас ямой зовут, – делился своими планами Сашка. – Там река разливается, и глубина за пять метров. Я в двенадцать лет в том месте то ли сома, то ли водяного зацепил – страху натерпелся! Вытащить так и не сумел, только морду усатую увидел… А еще раньше говорили, что в яме щука умная водится, ей сто лет, она как бревно замшелое. Ляжет иной раз на мелководье и ждет, когда зверь или человек к воде подойдет… Не купались мы в яме никогда…

– Выудим и щуку, – пробурчал Роман, разбираясь с настройками эхолота. – И сома твоего. И водяного с русалками.

Марина отложила камеру, когда на мониторе заморгал значок разряженной батареи. Электричества в деревне не было. Ребята привезли с собой генератор, но запустить его не соизволили, сказав, что солярку придется экономить.

Марина представила, как она будет жить здесь еще шесть дней, и поежилась.

Нет, конечно, она рада, что Сашка взял ее с собой…

Только он сейчас на рыбалке с друзьями, а она тут – в пустом тихом доме. Одна.

Марина подумала, что здесь, возможно, умирали какие-нибудь Сашкины родственники. Вот, может, даже на этой самой железной кровати с никелированными шариками, куда она собралась прилечь.

А на лавку, наверное, ставили гроб с покойником.

Сколько их здесь было – покойников-то?

Марине стало страшно, и она включила радиоприемник. Но зазвучавшая в тишине музыка напугала ее еще сильней – звуки, изрыгаемые динамиком, будто из другого мира доносились. Да и сам дом вдруг представился Марине живым существом, которое спало почти двадцать лет под точение жуков в стенах и мышиную возню на чердаке, а как услышало незнакомую музыку, так очнулось, напряглось, пытаясь разобраться – что это за копошение внутри? Что за гости?

На кухне что-то упало, Марина завизжала и бросилась из дома прочь.

Подъехать к реке получилось не сразу: старые дороги сильно заросли. В одном месте, когда за деревьями уже блестела вода, «галлопер» даже застрял. Пришлось доставать лебедку, чтобы помочь машине выползти из мелкого, но топкого овражка.

Зато на берегу нашлось довольно удобное место с ровной площадкой, со старым кострищем, обложенным камнями, с натоптанным спуском к воде.

– А ты говорил, что место дикое, – сказал Роман, помогая Валерке вытащить упакованную лодку.

– Видимо, сосед рыбачит, – предположил Сашка.

Он и сам был недоволен, встретив здесь следы человеческого присутствия.

– Лодку тут оставим?

– Конечно. Не назад же тащить. Только привяжем покрепче.

– И соседа надо будет предупредить насчет ее.

В недалеких камышах плеснуло. Валерка встрепенулся, обернулся. Ему показалось, что в самой гуще камышовых зарослей стоит кто-то, смотрит в их сторону. Он шагнул к реке, камыш дрогнул, по воде пошли круги. Больше Валерка ничего разглядеть не успел.

Долго ходила Марина по улице, смелости набираясь. И в садик яблоневый перед домом заглянула, и двор обошла, и заросший бурьяном огород осмотрела. Потом прогулялась к колодцу, заглянула в его гнилое нутро: «эй» сказала, ответное «эй» услышала. Вроде успокоилась, но так и не смогла заставить себя вернуться в избу; бродила и бродила вокруг, в черные стекла посматривая, подсознательно ожидая, что шевельнется сейчас какая-нибудь из этих серых занавесочек и выглянет в окошко жуткое белое лицо.

А может, и не белое.

И не лицо вовсе, может, а рыло…

Отворачивалась Марина от окон, не могла долго в них смотреть, так как боялась, что от мыслей таких и впрямь что-нибудь привидится – и как потом в этой избе ночевать?