Алексей Корепанов - Тайна Древнего Лика

— Подождите, — сказал Алекс. — Если вы такой специалист по чтению чужих мыслей, то что вам стоило узнать вполне определенно: есть слежка или нет?

— Я не знаю, где искать, — ответил Доусон. — Все не так просто, нужно копаться и копаться… Но будем исходить из того, что слежка есть.

— Мда-а… — протянул Батлер. — Неприятно знать, что кто-то может рыться у тебя вот тут, — он постучал согнутым пальцем по собственному лбу. — Кажется, я временами ощущал ваше присутствие в моих мозгах… «Неприятно» — это еще очень мягкое определение, мистер Доусон, — в голосе ареолога чувствовался холодок.

— Понимаю, — кивнул тот. — И впредь не собираюсь этим заниматься. Честно говоря, когда меня оставили в покое, я твердо решил плюнуть на все и забыть. Ну, зачем мне это нужно? Жизнь у меня и так насыщенная. — Он усмехнулся. — Сам себе иногда завидую…

— Почему же не плюнули? — осведомился Батлер.

Пол Доусон вскинул голову:

— А потому что мне интересно! Просто интересно! Мне интересно, зачем я должен был с вами встретиться, мне интересно, что вы можете мне сказать. Вы знаете, Алекс, по-моему, мы с вами — инструменты для достижения цели. Ключи, отмычки — называйте как хотите. Но какова цель?

Батлер встал и, засунув руки в карманы пиджака, подошел к окну. Заглянул вниз, во двор, и повернулся к Доусону:

— Я ничего не помню о Сфинксе. Что там делал, как выбрался… Как провел год на Марсе, земной год… У меня в голове барьер, Пол… Неприступный барьер. Меня день и ночь в клинике потрошили, пытались пробиться — бесполезно. А теперь зуд какой-то… — Батлер поежился. — Тянет куда-то, а куда — сам не знаю. И теперь, после ваших откровений, думаю: тянет неспроста.

— Неспроста, — убежденно сказал Доусон и тоже встал. Обогнул кресло и уперся ладонями в его округлую спинку. — О вашем барьере я знаю, пробовал проникнуть. Да, это неспроста, Алекс. Барьер неспроста, зуд неспроста… Повторяю, мы с вами инструменты, Алекс. Они поработали над вами, поставили барьер, — чтобы вы ничего никому не сказали. Это временный барьер, уверен! Он исчезнет. Вы вспомните, Алекс, вы все вспомните! Откровенно говоря, я думал, что наша беседа поспособствует этому.

— Увы! — Батлер развел руками, не вынимая их из карманов, так что пиджак распахнулся, показав светлую шелковую подкладку. — Ничего не вспомнилось. Хотя… — он наморщил лоб. — Вы говорили о прислуге и хозяевах… «Хозяева ушли»… И у меня всплыло что-то такое… Какая-то фраза… «Многие ушли, а некоторые остались… Но не тут… И стали другими»… Что-то в этом духе… Кто это говорил? Когда? И говорил не здесь, а там, — Батлер полуоборотом головы показал на вечереющее небо.

— Вы вспомните, обязательно вспомните, — твердо сказал Доусон.

— Хочется верить… А марсиане, значит, с тех пор молчат?

— Молчат. А я не знаю, как с ними связаться.

Алекс сделал несколько шагов от окна, остановился напротив Доусона и пристально взглянул на него:

— Почему же они выбрали именно вас?

— Понятия не имею, — ответил тот.

Таксист, как и просил Батлер, остановил машину за квартал до места назначения.

Алекс застегнул пиджак и, пройдя между низкими ограждениями блеклых осенних газонов, оказался на тротуаре, вымощенном такой же блеклой плиткой. Солнце нависало над домами, просвечивая сквозь поредевшую листву тополей, улицу у светофора пересекали две редкие встречные шеренги прохожих. Наискосок от Батлера, за сквериком с немощным фонтаном, притулилась к серому брандмауэру церковь в столетней давности стиле модерн, похожая на кубик грязноватого льда из холодильника. В той стороне, куда умчалось такси и куда собирался направляться и Батлер, высоких зданий не было, словно какой-то Гулливер взял ножницы да и состриг все лишние, на его взгляд, этажи.

Где-то там, неподалеку, прятался за деревьями дом, в котором жила мать Флоренс Рок. До назначенного времени визита оставалось совсем ничего, но Батлер, осмотревшись, свернул в скверик, где курила одинокая пожилая негритянка, и сел на длинную низкую скамейку с выпуклой спинкой. Согнулся, расставил ноги и, положив локти на колени, сцепил пальцы в замок. Фонтан слабо шипел в такт шелесту проезжавших автомобилей, и плавали в воде опавшие листья.

Встреча предстояла очень непростая. Не из тех, которых ждешь не дождешься, на которую хочется бежать со всех ног. Тяжелая предстояла встреча…

Три дня прошло с тех пор, как человек по имени Пол Доусон рассказал ему о таких вещах, которые с трудом укладывались в голове. Батлер не сомневался в том, что все, изложенное Доусоном, — правда. Сидонийский Сфинкс был не просто памятником древней марсианской архитектуры в тамошнем стиле модерн, в нем продолжалась неведомая иная жизнь. Вероятно, именно благодаря присутствию этой жизни он, Батлер, и остался в живых. А другие? Что стало с другими: с Фло, с Торнссоном, с ворчуном Лео? Почему из Сфинкса выбрался только он один? Значит ли это, что их уже нет среди живых, как и командира, в гибели которого никаких сомнений не было?

Сюда, в Чаттанугу, Батлера пригнал вовсе не тот, не дававший покоя, непонятный зуд. Он хотел увидеть дочку Фло, Мэгги, хотел как-то поддержать маму Флоренс, лишившуюся не только дочери, но и зятя. Как узнал Батлер от Стивена Лоу, муж Флоренс, Саймон, скоропостижно скончался от обширного инфаркта четыре месяца назад, в начале лета, едва достигнув возраста Иисуса Христа.

У Алекса не возникало желания общаться с родственниками других «аргонавтов», но это не относилось к маме и дочери Флоренс. Он почему-то отчетливо понял это после встречи с уникальным человеком Полом Доусоном и теперь твердо знал: не обрести ему покоя, если он немедленно не посетит Чаттанугу. И было еще какое-то смутное ощущение, связанное с Чаттанугой, что-то, хранившееся на складах памяти, запертых на прочные замки. Доусон утверждал, что блокировка исчезнет, — но пока ничего не вспоминалось…

Прежде чем брать билет на самолет и заказывать номер в отеле, Батлер позвонил Стивену Лоу. Собственно, он не знал ни имени, ни адреса матери Флоренс и рассчитывал получить эти сведения у заместителя руководителя семнадцатой группы Центра управления полетами. И в любом случае он считал необходимым поставить НАСА в известность о своих намерениях — рискованно было бы нарушать собственные обязательства, связанные с программой «Арго». Если за ним действительно следят, то лучше действовать в открытую. Дабы не нарываться на крупные неприятности. Вообще, выбравшись после встречи с Доусоном — вследствие встречи с Доусоном — из унылых пространств апатии, Батлер вновь обрел способность мыслить здраво и достаточно глубоко. И, обдумав ситуацию, понял: за ним непременно должны следить, даже вне всякой связи с поисками Пола Доусона. За ним, конечно же, следят и будут следить, потому что он имеет самое непосредственное отношение к сверхсекретному проекту. Даже несмотря на взятую с него подписку о неразглашении. Не такие это парни, чтобы всецело доверять подписке.