Павел Шумил - Три, четыре, пять, я иду искать

— Вот для этого тебя в комиссию и назначили. В моих устах это просто слова. В твоих — неоспоримая истина, понял? Потому что ты носишь это, — Вадим стучит пальцем по капитанской эмблеме на моем кителе. — Потому что у тебя авторитет. Ты много раз уходил — и всегда возвращался. Твое слово имеет вес и у нас, и у американцев… Кстати, об американцах.

Через четыре дня у них намечен старт.

— Предупредить надо…

— А что мы им скажем? Степа улетел, но решил вернуться?

— Да, скажем что знаем. Не маленькие, пусть сами думают, сейчас лететь, или подождать до выяснения.

Вадим садится составлять документ. Никаких выводов, заключений, только голые факты. И обещание передавать информацию по мере поступления.

Ставлю подпись. Вадим убегает за подписью Старика. Три подписи членов комиссии — это не полный состав, но уже внушительно выглядит. Бедные америкосы. Я бы на их месте задержал полет.

— Пап, Дима говорит, что это не габаритно-весовой макет, а самый настоящий «мячик».

Это вместо «Здравствуй, папа». Смотрю на Диму. Где-то я видел этого очкарика… Ах да, двухмачтовые подносы в фонтане ресторана!

Беру зонд, взвешиваю на ладони, словно в первый раз увидел.

— Ну да, корпус, наверняка, от самого настоящего. А для чего тебе настоящий «мячик»?

— Для генератора. Если этот генератор в автомобиль вставить, на нем год ездить можно. — Паренек тащит из ранца потрепанный журнал «Техника — молодежи» и тычет в разворот. На развороте — разрез «мячика»

— Гм-м… — чешу я в затылке. Автомобиль этот генератор не потянет.

Слабоват. Но совмещен с аккумулятором на случай пиковых нагрузок. Поэтому взорвать его можно так, что любая авиабомба покраснеет от зависти.

Собственно, поэтому автомобили пока и ездят на бензине. Если б не было одиннадцатого сентября, башен-близнецов, взорванных жилых домов… Да мало ли чего могло не быть! Терроризм — реальная угроза, и давать террористам ручные гранаты в десяток тонн тротилового эквивалента — себе дороже. Вот и ездим как в старину, на бензине…

— Бери карандаш, — говорю я пареньку, — считай! Двенадцать вольт умножить на сто ампер — сколько будет?

— Одна целая, две десятых киловатта.

— Правильно. Меньше двух лошадиных сил. Мопеду хватит, но мотоцикл уже не потянет.

— Но сто ампер… — парнишка чуть не плачет.

— Ампер много, вольт мало. Зинуль, принеси мои инструменты.

Стелю на стол газету, поручаю Диме придерживать «мячик» и часовой отверткой отвинчиваю четыре винта, удерживающие лючок. Подковыриваю его отверткой, кладу на стол. Дима с Зинуленком сталкиваются над мячиком лбами.

— Песок…

Высыпаю часть песка на газету. Вспоминаю, что и откуда вынул из «мячика», беру карандаш и, покручивая, погружаю в зонд на полную длину.

В фокусники мне надо было идти, а не в космонавты.

— Что показало вскрытие? — спрашиваю у детей.

— Корпус настоящий, а внутри пусто, — сообщает Зинуленок. Очкарик Дима шмыгает носом, переживая крушение надежд.

— Внутри не пусто, а весовой эквивалент оборудования, — поправляю я, аккуратно ссыпая песок обратно в отверстие и завинчивая лючок. Слюню палец, подбираю несколько песчинок и пробую на язык. — Песок пресный.

О чем это говорит?

— Морской был бы соленый, — бурчит Дима.

— Тоже правильно, — соглашаюсь я. — Сухой строительный песок.

Будь я экспертизой, определил бы, из какого карьера он взят.

— А толку? — насупился Дима. — Генератора-то там нет!

Когда Дима уходит, Зинуленок по секрету сообщает мне:

— Пап, он не электромобиль хотел сделать, а вертолет. Я уже не знала, что делать. Знаешь, фанатики какие прилипучие!

Четыре месяца комиссии абсолютно нечего делать. Американцы неделю выжидали, потом отправили свой корабль в полет. Я мотался между Землей и заводом, курировал перестройку корабля. Слово какое — курировал…

Снабженцем работал. Выбивал, проталкивал, согласовывал, утрясал. Старик не шутил, когда говорил, что от старого «Прометея» один корпус останется.

Наконец, «Адмирал Ушаков» подошел к Земле. Комиссия вновь собралась в полном составе. Корабль сел в Мигалово, и его облепили специалисты.

— Степан подал заявление, — ошарашивает меня Вадим.

— Уходит из пилотов?

— Уходит из дальнобойщиков. Говорит, внутри системы летать готов, но в русскую рулетку больше не играет. Два звоночка от судьбы ему было, третьего ждать не будет. По этому поводу нас Старик вызывает.

— … Я не русский самоубийца, — спокойно, удивительно спокойно втолковывает Степан Старику, когда мы входим. — Мне детей надо на ноги поставить. Как мы летаем? Помолясь да перекрестясь? Вот когда физики объяснят, как джампер работает, я вернусь.

— Не как, а почему, — поправляет Старик. — Конечно, ты прав. Но не летать мы не можем. Америкосы-то летают. Я похлопочу о твоем переводе на ближние линии. Когда вернешься из отпуска, обсудим новое назначение.

Степан выходит из кабинета, стараясь не встречаться с нами глазами.

А я чувствую себя побитой собакой. Они оба правы, и Старик, и Степан.

Летать так, как летаем мы — смертельный риск. Поэтому и экипажи из одного человека. И Старик прав. Контакт с чужаками — это прорыв технологий на новый уровень. Как я знаю из полусекретных документов, мечта руководства NASA — даже не контакт. Они мечтают найти заброшенную станцию чужаков где-то у другой звезды. Или мертвый корабль. Проблем меньше. Технологии есть, но никакого культурного влияния.

— … Ты согласен? — Вадим толкает меня локтем.

— А? Простите, задумался…

— Согласен взять «Адмирала Ушакова»?

— А как же «Паганель»?

Старик с Вадимом улыбаются. — Не уйдет от тебя «Паганель». Как со стапелей сойдет, так твоим будет. Сейчас твое задание — испытать «Ушакова» во всех режимах.

— А разве с восьмым импульсом уже разобрались?

— В первый же день по прилете, — вздыхает Старик. — Степану мы говорить пока не стали, чтоб не волновался. Медики за ним и так полгода хвостом таскаться будут. Вот почитай.

Беру пачку листов, читаю — и сам себе не верю. В предыдущий полет на последнем джампе на корабле Степана изменились скорости протекания некоторых атомных процессов. Очень слабо, но изменились. Как следствие, изменилась скорость хода атомных часов. Поэтому, собственно, активаторы раньше времени и срабатывали. Поэтому и выход из прыжка с недолетом.

Почему техники сразу не засекли? Да потому что на релятивистских скоростях время не является той печкой, от которой плясать можно. Скорость хода времени зависит от скорости полета. К этому все привыкли. Вернулся в порт приписки, синхронизировал часы с эталонными — и вся недолга.

— Я приказал все продукты, всю воду и расходуемые материалы с «Ушакова» сбросить на Солнце, — говорит Старик. — Активаторы заменят на те, которые твоему «Паганелю» предназначались. Вся командная электроника встанет новая. Ну как, доволен?