Павел Шумил - Три, четыре, пять, я иду искать

— Я больше не поведу этот корабль в звезду, — сказал я Вадиму при всех. — Каркас потерял жесткость.

Друг другу пилоты верят. Олдридж, пилот от западников, меня слышал

— и передаст своим. Теперь ни один пилот не погонит мою лошадку к звездам.

Может, ее будут использовать как грузовик на внутрисистемных линиях, а может, переделают в беспилотник. Но я побоялся бы войти на ней даже в атмосферу Земли.

— … В дефектной ведомости не было явного указания на неисправность маневровых двигателей, — отбивается кто-то из заводчан. — Только подозрение.

— Сейчас у вас есть уверенность, что движки были неисправны?

— тут же наседает на него Вадим.

— Сейчас есть.

— Движки были неисправны, а система тестирования сообщала, что они исправны. ВАША система тестирования! Так?

— Да, поэтому наш пилот и снял блокировку.

— Вот этим и отличаются наши пилоты! Наш, несмотря на тесты, распознал нештатку и привел больную машину на базу. Через два джампа и четырнадцать светолет. Ваш сумел раскурочить ее у заводской стенки!

Возомнил себя асом!!! Мол, разбирается в корабле лучше звездного следопыта!

Я в разборки не вмешиваюсь. Противно. Кратко и точно отвечаю на вопросы, если спрашивают, и жду, когда же кончится эта бадяга. Взрослые люди, а собачатся. Все же ясно… Записи, признания, черные ящики — все факты налицо. О чем можно спорить?

— Ты что себе позволяешь? Хочешь ребенка угробить? — первое, что слышу от Ларисы. Это вместо «здравствуй, милый!» Укоризненно смотрю на Зинуленка.

— Мама угостила кофем того придурка, что машину пригнал, — сообщает Зинуленок. — Он наврал с три короба, а мама всему верит.

— Ларис, не бери в голову. У меня реакция — во! Для меня двести

— что для другого — шестьдесят по городу. Я же не зря в космонавты попал.

Хочешь — проверь. Дай мне пощечину.

Лариса не знает, что в молодости я занимался боксом. Легко уклоняюсь от первых четырех, но неожиданно получаю коленом между ног, расслабляюсь и пропускаю две увесистые оплеухи справа и слева. Довольная Лариса, излучая спиной гордое презрение, шествует на кухню.

— Пап, тебе больно?

— Ничего, Зинок, — хриплю я в позе застигнутой врасплох голой девушки. — Ради мира в семье надо идти на жертвы.

Ковыляю на кухню мириться, но Лариса, оказывается, только на взлет пошла…

— Опять будешь мне лапшу на уши вешать, что короткие командировки самые безопасные?

— Ларис, не надо. И так тошно…

— Тошно ему. А мне не тошно, мне страшно! Вчера в Мигалово опять «Черный тюльпан» сел! Думаешь, мы не знаем, что значит груз двести?

Безопасная командировка! Хохмят еще — семь раз улетел, шесть раз вернулся.

А мы вам кто? Светка кто? Жена, или вдова при живом муже? Зина говорит, ее Егор только через тринадцать лет до звезды доползет.

Возразить нечего. Девять лет назад Егору не повезло. Он пропустил производную ноль. Ушел в джамп на последнем, четвертом разряде активаторов, уже в зоне отражения. Накопителей тогда хватало всего на четыре разряда. Знали мы мало, вычислять производную ноль почти не умели, поэтому промежутки между разрядами брали огромные. О том, что Егор жив, узнали восемь лет спустя, когда пришел его SOS. К счастью для него, это был первый джамп, баки рабочего тела еще полны, а до ближайшей звезды не так и далеко — всего около двадцати двух лет ходу. Когда он до нее доползет, мы вышлем спасательный корабль. Современный, мощный, надежный.

— Ларис, у нас впереди много спокойных месяцев, — пытаюсь обнять ее и чмокнуть в носик. Неожиданно она замолкает — будто вспомнила что-то.

… Вытаскиваю из-за спины рюкзак.

— Угадай, что здесь?

— Папа, неужели то, что я думаю!?

— Оно самое.

— Папка!!! — Зинуленок бросается мне на шею. В очередной раз убеждаюсь, что дети растут. И тяжелеют… Зинуленок вытаскивает из рюкзака «мячик», восторженно вертит в руках, осматривает и обнюхивает со всех сторон. Неожиданно улыбка исчезает, уголки губ опускаются…

— Так он ненастоящий…

— Самый что ни на есть настоящий. Только не в комплекте. Уж извини, батарейку и самоликвидатор пришлось вынуть.

Разворачивает «мячик» и тычет пальцем в гравировку: «Габаритно-весовой макет».

— А-а, это… Один знакомый сделал. А ты что, хочешь, чтоб меня таможня прихватила? Кстати, запомни эту легенду. Для всех — даже для мамы. Особенно для мамы — это макет. Внутри — песок.

— А на самом деле?

— На самом деле — и песок тоже. Я насыпал сколько влезло вместо самоликвидатора и источника энергии. Но еще там дофига ненаших технологий.

Так что меня могут взять за… Гммм… Одно место очень больно. Итак, что у тебя в руках?

— Габаритно-весовой макет малого автономного кассетного зонда!

— бойко рапортует Зинуленок. — Пап, а его никому показать нельзя?

— Наоборот, сделай подставку — и пусть у тебя на столе стоит.

Только гравировкой кверху, чтоб все видели. Ты Конан-Дойля читала?

Прятать нужно на самом видном месте.

— Па, а если в него батарейку вставить, он заработает?

— Ага. И очень скоро на улице завоют сирены, к тебе придут люди в форме и начнут задавать вопросы. Кой-какие антенны я отключил, но на близком расстоянии сигнал в эфире засекут и без антенн.

Отключал антенны я по-простому, кусачками. Но это уже — тссс…

Конечно, держать «мячик» дома — серьезное должностное преступление.

Именно поэтому никто и не поверит, что он настоящий. К тому же, если быть точным, он в нерабочем состоянии. Сдох через полторы минуты после активации. А чтоб вытащить из него технологии, развивающимся странам потребуется лет тридцать упорной работы. Так что потуги первого отдела я считаю здоровой должностной паранойей.

Но выглядит «мячик» шикарно. Темные полусферы объективов звездной ориентации, утопленные в корпус сложенные антенны, цилиндрические индукторы поля ориентации и стабилизации по бокам и чуть выступающие люки перископической системы наблюдения. Все крошечное, аккуратное, блестящее полированным металлом, загадочно-сложное…

Весит это чудо техники меньше пяти кило, стоит как хороший автомобиль ручной сборки. Но заводы клепают их сотнями тысяч, а мы развозим

— за раз по пять тысяч тонн — и засеиваем ими окрестности ближайших звезд.

Собственно, в этом и состоит наша работа…

На третью неделю культурная программа, составленная Ларисой, подходит к концу. И это хорошо. Потому что отели я не люблю. Жить надо или дома, или в палатке. Но в палатке — не сезон. Третьяковки, Эрмитажи и прочие достопримечательности кончились, а музей железнодорожного транспорта в Питере Ларису не заинтересовал. Аквапарки, крэзипарки, всякие лэнды оставляем на выходные, когда к нам присоединяется Зинуленок.