Феликс Пальма - Карта неба

— Он гонится за нами, Рейнольдс! — вновь простонал он. — Он убьет нас… Он всех убил: Карсона, врача, Петерса… А теперь настала наша очередь… О боже… Он прилетел с Марса, чтобы разделаться со всеми нами.

— Да нет, Аллан, все это уже позади… — заверил Рейнольдс и покосился на дверь. — Мы убили его. Мы сумели его победить.

Аллан обвел палату отсутствующим взглядом, и Рейнольдс понял, что его друг ничего не видит вокруг.

— Где я? Мне холодно, Рейнольдс, очень холодно…

Рейнольдс снял с себя плащ и накрыл им Аллана, все еще продолжавшего лежать в снегу на сорокаградусном морозе.

— Ты поправишься, Аллан, не беспокойся. Поправишься и вернешься домой. И опять сможешь писать. Ты напишешь много книг, Аллан, вот увидишь…

— Но мне так холодно, Рейнольдс… — пожаловался артиллерист, немного успокоившись. — По правде сказать, так было всегда. Холод исторгается из моей души, друг мой. — Рейнольдс кивнул, его глаза были полны слез. Кажется, к Аллану внезапно вернулся рассудок, покинув далекие снега, он возвратился в лежащее на больничной койке тело, но теперь Рейнольдса встревожило абсолютное спокойствие друга. — Думаю, что я и завербовался-то на этот проклятый корабль, чтобы проверить, есть ли где-нибудь на свете такое место, где было бы холоднее, чем у меня в душе. — Он засмеялся, но его смех вдруг перешел в долгий приступ кашля. Рейнольдс испуганно наблюдал, как он бьется в страшных конвульсиях, грозивших разрушить его хрупкое тело. Но вот приступ прекратился, и Аллан, открыв рот, стал жадно ловить воздух, который, казалось, застревал в каком-то узком месте его организма и с трудом достигал легких.

— Аллан! — закричал Рейнольдс и осторожно, словно боялся что-нибудь повредить, дотронулся до его плеча. — Прошу тебя, Аллан…

— Я ухожу, мой друг. Ухожу туда, где живут монстры… — едва слышно прошептал артиллерист.

Рейнольдс в отчаянии смотрел, как напряглась у Аллана шея и страшно заострился нос. Губы приобрели синеватый оттенок. Он понял, что его друг умирает. От горестного всхлипа у того перехватило дыхание, но он успел сказать:

— Боже, сжалься над моей бедной душой…

— Не бойся, Аллан. Мы его убили, — произнес Рейнольдс и погладил его по липу с нежностью матери, которая убеждает своего сына, что в темноте нет ничего страшного, понимая, что это последние слова, какие услышит его друг. — В том месте, куда ты направляешься, уже нет монстров. Уже нет.

Аллан слабо улыбнулся. Затем отвел от него глаза, уставив их в какую-то точку на потолке, и со вздохом едва ли не облегчения расстался с жизнью, ставшей для него такой мучительной. Рейнольдса удивила простота смерти и то, что он не увидел, как душа Аллана вылетает из его тела, словно голубка, отправляющаяся в полет. Скорее из-за растерянности, чем из приличия, он на несколько минут задержался у постели умершего, все так же сжимая бледную руку артиллериста в своих ладонях, а затем осторожно положил ее ему на грудь. По иронии судьбы все-таки именно он стал единственным свидетелем смерти Аллана, раз уж это не случилось близ Южного полюса.

— Надеюсь, мой друг, что ты наконец обретешь покой, — сказал он на прощанье.

Он прикрыл лицо Аллана простыней и вышел из палаты.

— Он умер, — коротко сообщил Рейнольдс доктору Морану и его студентам, ожидавшим у дверей. — Но его творения будут жить вечно.

Блуждая по коридорам больницы в поисках выхода, Рейнольдс размышлял, было бы творчество Эдгара Аллана По иным, если бы на его жизненном пути не встретился марсианин, или же мрак, окутывавший его душу, все равно не позволил бы ему писать по-другому. Впрочем, этого никто не может знать. Рейнольдс, конечно, ошибался: я — могу, ибо мой взгляд способен проникнуть сквозь все возможные и невозможные преграды. Но Рейнольдс был всего лишь обычным человеком с таким же ограниченным кругозором, как у всех ему подобных людей. Выйдя из дверей больницы, он остановился перед ведущей вниз лестницей, щурясь от яркого утреннего солнца, окинул взглядом расстилавшуюся перед ним панораму: по булыжной мостовой катили экипажи и тележки бродячих торговцев, по тротуарам сновали взад-вперед пешеходы — то есть все то, что вместе составляло трепетную симфонию жизни, и вздохнул. Как бы то ни было, а звездный монстр в конце концов убил его друга. В некотором смысле марсианин победил их, нельзя не признать. Теперь он был единственным оставшимся в живых участником экспедиции на «Аннаване», единственным, кто знал, что в действительности произошло в Антарктике. Способен ли он дальше хранить эту тайну? Да, конечно, ответил он себе. Потому что у него нет выбора. Да и чем бы его утешила теперь возможность поделиться ею с кем-то? С кем? Со своей практичной и очаровательной Джозефиной? Кому нужно знать, что люди — не единственные обитатели Вселенной? Кучеру, правящему его экипажем, продавщице фиалок на углу, хозяину трактира, разгружающему бочки на противоположной стороне улицы? Пусть случится то, что должно случиться, подытожил он, следуя своему неподкупному здравому смыслу, надел шляпу и спустился вниз по каменным ступеням. Он не станет лишать человечество возможности и дальше безбоязненно наслаждаться манящей красотой звездного неба.

Но, по крайней мере, в последующие девять лет, а именно такой срок был отпущен Рейнольдсу, человечество не получило никаких подтверждений существования марсиан. Ну а о том, что произойдет позднее, он уже, разумеется, не мог знать. Возможно, его детям или внукам доведется увидеть, как с небес спускаются странные летательные аппараты. Но в ответе за это уже не будут ни он, ни Аллан, ни капитан Макреди, ни храбрец Петерс и никто из матросов, отдавших свою жизнь в Антарктиде, чтобы покончить со звездным демоном. Бороться с пришельцами придется другим. Они же сделали что смогли. После его смерти не останется в мире человека, который незаметно, пока его супруга созерцает вечернее небо, старательно пытаясь выделить на нем созвездия, опустит голову и переведет взгляд на странный шрам от ожога на своей руке, потому что боится, заглянув в звездную бездну, уловить направленный на него взгляд.

Рейнольдс не мог знать, — а если бы узнал, то, как говорится, перевернулся бы в гробу, — что через двадцать с лишним лет после его смерти новая экспедиция к Южному полюсу наткнется на обугленные останки «Аннавана», отплывшего из Нью-Йорка в 1829 году на поиски прохода к центру Земли. Они найдут обломки судна в зловещем окружении человеческих скелетов, а чуть поодаль, возле гряды гигантских айсбергов, обнаружат погребенный в снегу удивительный летательный аппарат. Но самым поразительным открытием станет закованное в лед странное существо, не похожее ни на одно из населяющих Землю. Для подробных исследований его под строжайшим секретом перевезут в Лондон. Потому что, не будем забывать: в этой истории никакой загадочный матрос по имени Гриффин никогда не плавал на «Аннаване». Следовательно, никто не взрывал марсианина и его тело не разлеталось на мелкие куски. Звездный монстр просто погрузился под антарктический лед на маленьком затерянном островке, который после женитьбы Джереми Рейнольдса стал отмечаться на картах как остров Джозефины.