Кордвейнер Смит - Планета Шеол

Птица, когда Род снова увидел ее, выглядела странно. Неожиданно Роду показалось, что у птицы два клюва.

Род изумился.

По-настоящему он не понял, случившегося, пока птица внезапно не покачнулась, не упала набок, и не осталась так лежать — мертвая… на сухой, холодной земле. Глаза воробья остались открытыми, но стали пустыми. Тело птицы немного искривилось. Крылья развернулись в предсмертных спазмах. Одно крыло почти дотянулось до ствола дерева, но механизм, охраняющий дерево, поднял пластиковый жезл и предотвратил удар, Замечательный механизм, к сожалению, не был ориентирован на защиту людей.

Только потом Род разобрал, что второй «клюв» и вовсе был не клювом, а дротиком. Его заточенное острие, пробив череп птицы, вонзилось в мозг.

Не удивительно, что птица сразу упала замертво!

Когда Род огляделся вокруг, ища своего спасителя, земля вздыбилась и он, падая, ударился о нее.

Он терял кровь намного быстрее, чем предполагал.

Словно ребенок, у которого кружится голова, Род огляделся.

Бирюзовое мерцание. Над ним стояла Лавиния. У нее была открытая медицинская сумка, и она заливала раны Рода криптогермом — живым бинтом, который был таким дорогим, что только на Норстралии — экспортере струна, его можно было держать в аптечке первой помощи.

— Не двигайся, — сказала Лавиния. — Не двигайся, Род. Вначале мы должны остановить кровотечение. Прошу прощения, но у тебя большие неприятности.

— Кто?.. — слабо спросил Род.

— Поч. Сек., — ответила она.

— Ты знаешь? — спросил он, удивившись, что она так быстро во всем разобралась.

— Я сказала тебе — не разговаривай, — она взяла походный нож и разрезала его вонючую рубашку так, чтобы поднести флакончик и брызнуть прямо на рану. — Я была уверена, что у тебя неприятности, когда приехал Билл и сказал что-то безумное, словно ты вместе с обезумевшей машиной поставил на кон полгалактики. Я не знаю, где ты был, но я думаю, что ты мог оказаться в своем старом храме, который остальные не могут видеть. Я не знала, какая опасность подстерегает тебя, поэтому я принесла это, — она хлопнула себя по бедру. Глаза Рода округлились. Она украла одно-килотонную гранату у своего отца. Сейчас она держала ее наготове, на случай нового нападения. На следующий вопрос Рода, Лавиния ответила раньше, чем он спросил. — С этим все в порядке. Я сделала холостую гранату и подложила ее, когда забрала эту. Когда я забирала ее, включился монитор Защиты. Я просто объяснила, что задела ее своей новой метелей, которая оказалась длиннее, чем обычно. Ты думал, я дам Горячему и Простому убить тебя? Я — твоя двоюродная сестра, твоя знакомая и родственница. Всем известно, что я — двадцатая прямая наследница Роковой и всех удивительных вещей, что есть на ферме, после тебя.

Род попросил:

— Дай мне воды.

Он подозревал, Лавиния говорит с ним, чтобы отвлечь его внимание от боли. Рука горела. Лавиния прыскала ее криптогермом. Когда лекарство впиталось, боль успокоилась. Потом она вколола диагностическую иглу и прочитала крошечную светящуюся надпись на конце иглы. Род знал, что эта штука оснащена как анализаторами и антисептиками, так и установкой рентгеновских лучей, но он никогда не думал, что ее будут использовать вот так, в поле.

Лавиния ответила на вопрос Рода, раньше, чем он задал его. Она была очень чувствительной девушкой.

— Мы не знаем, что сделает Очсек дальше. Он умеет уничтожать людей с той же легкостью, как животных. Я не хочу вызвать помощь, пока вокруг тебя друзья.

Род выдавливал слова. Казалось, ему не хватает дыхания.

— Откуда ты узнала, что это — он?

— Я видела его лицо… я «слишала», когда заглянула в мозг птице. Я чувствовала как Хоугхтон Сум каким-то странным способом разговаривал с птицей. Я видела твое мертвое тело глазами птицы и чувствовала волну любви и одобрения, счастья и радости, которая прокатилась через сознание птицы, когда работа была закончена. Я думаю, этот человек — зло, зло!

— А ты сама знаешь его?

— А какая девушка в округе его не знает? Он — гадкий человек. Он испорчен с детства, с того момента как узнал, что ему суждена короткая жизнь. Для него нет границ. Люди пожалели его и решили, что он сможет выполнять работу Поч. Сека. Если бы спросили меня, я послала бы его в Хихикающую Комнату давным-давно! — лицо Лавинии стало пурпурным от гнева. Выражение у нее было таким, что, обычно спокойная и веселая, она была сама на себя не похожа. Род удивился, откуда такая глубокая ненависть могла появиться у нее.

— Почему ты ненавидишь его?

— Потому что это — он.

— Что он такого сделан?

— Он смотрел на меня, — ответила девушка. — Он смотрел на меня так, как девушкам не нравится. Потом он заполз в мой мозг, пытался показать мне все непристойное, грязное, бесполезное, которое хотел сделать.

— Но он же не сделал ничего?.. — спросил Род.

— Да, — фыркнула она. — Руками он ничего не делал. Я не могла заявить на него. Но теперь-то я заявлю. Теперь он стал делать то, о чем «гаварил» мне.

— Ты можешь заявить и об остальном, — сказал Род, пытаясь говорить, но тем не менее втайне радуясь, что он не единственный враг Очсека.

— Нет, я не смогу, — сказала Лавиния. Ее лицо пылало от ярости, растворенной в горе. Горе было более глубоким и более реальным, чем ярость. Впервые Род ощутил интерес к Лавинии. Что же могло случиться с ней?

Девушка посмотрела на него и заговорила, повернувшись к мертвой птице.

— Хоугхтон Сум самый противный человек из всех, кого я знаю. Надеюсь, он умрет. Он никогда не избавится от своего гнилого детства. Постаревший, противный мальчишка — враг людей. Мы никогда не знали, каким он может быть. И если бы ты, Род сто пятьдесят первый, немного отвлекся от своих проблем, то помнил бы, кто я такая.

— Кто же ты на самом деле? — удивившись, сказал Род.

— Я — Дочь того Отца.

— И что? — спросил Род. — Все девочки такие же.

— Значит ты никогда ничего не знал обо мне. Я — Дочь того Отца из «Песни Дочери Отца».

— Я никогда не слышал ее.

Лавиния посмотрела на Рода. На глазах у нее навернулись слезы.

— Тогда послушай. Я спою ее тебе сейчас. Все это — правда, правда, правда…