Сергей Званцев - Омоложение доктора Линевича

— Нет, сын, — твердо стоял на своем Фисташков. — Я его папашу знавал, и в самом деле есть сходство. Может, и вправду сын? Нехорошим же делом он занялся! А в общем… Я готов на общественных началах!

— Что — на общественных началах?

— Исправлять ученым их диссертации… ну, и писать для совсем отсталых. У меня всегда была общественная жилка!

Прокурор сдержал смех и, отклонив предложение, посоветовал посетителю обратиться в финотдел, который имеет право по закону снять штраф, если найдет к этому основания.

— Кто ищет, тот всегда найдет, — грустно вздохнул Фисташков, поднимаясь. — А кто не ищет, никогда не найдет. А собственно, зачем финотделу искать основания не штрафовать?!

Хозяйством старого холостяка профессора Кирсанова ведала его вдовая старшая сестра, Анна Григорьевна, врач-гинеколог, уже несколько лет тому назад оставившая работу. Кирсанов относился к сестре заботливо, но частенько подтрунивал над ее чрезмерным пристрастием к научному мышлению.

В это утро Кирсанов и Анна Григорьевна сидели за утренним столом. Кирсанов пил уже вторую чашку крепкого кофе и читал третью газету. Его сестра позавтракала раньше.

— Немецкий медицинский журнал, — нарушила наскучившее ей молчание Анна Григорьевна, полная, добродушная женщина в очках, с пышной прической неестественно черных волос, — приводит мнение авторитета: кофе является частой причиной сердечно-сосудистых заболеваний и снижает среднюю продолжительность жизни.

Кирсанов покосился на сестру из-за газеты и, усмехнувшись, спросил:

— Какой журнал? Гинекологический?

Анна Григорьевна, чтобы не рассердиться, посчитала в уме до двадцати пяти и только тогда возразила:

— Ты отлично знаешь, что медицина едина и что сердечно-сосудистые заболевания — враг номер один… Кто там может быть?

Это относилось уже к раздавшемуся в парадном звонку. Кирсанов тоже прислушался. Кто-то глухо за стеной сказал: «Дома, пожалуйте». Дверь в столовую открылась, и вошел Курицын.

— Приятного аппетита! — бодро воскликнул с порога проректор.

Он приблизился и поцеловал ручку Анне Григорьевне.

— Прошу, садитесь, — холодно сказал Кирсанов. — Или у вас секретное?

— Никак нет! — весело воскликнул Курицын. — Напротив, я очень рад, что застал вас обоих — воедино. Кажется, впрочем, точнее сказать — вкупе?

— Именно вкупе, — еще холоднее отозвался Кирсанов, особенно не терпевший ерничество «этого наглого типа». — Впрочем, чем могу?

Курицын уселся накрепко, точно собираясь пробыть здесь немало времени, и начал свою, видимо заранее заготовленную, речь;

— Самое важное для нас, ученых, — это интересы науки, не правда ли, добрейший Игорь Григорьевич?

Кирсанов промолчал, но Курицын не сбился.

— А интересы науки в данном случае требуют, — продолжал он, — научно поставленного опыта омоложения. Ведь так?

— Омоложения? — вдруг заинтересовалась Анна Григорьевна, очнувшись от задумчивости, которая после еды частенько переходила у нее в дрему.

— Да, дорогой доктор, да! — воскликнул Курицын. — Омоложения! Неужто Игорь Григорьевич не посвятил вас в нашу институтскую сенсацию? Омолодился доктор Линевич!

— Кто бы мог от него ожидать? — изумилась Анна Григорьевна. — Такой приличный, тихий человек…

— Я не вижу в этом никакого неприличия, — заметил недобрым голосом Кирсанов. Иго начал всерьез злить развязный тон непрошеного гостя.

А тот продолжал разливаться соловьем:

— Ну, посудите сами, гожусь ли я для, так сказать, научной перепроверки открытия Линевича? Я и без омоложения не так уж стар, эксперимент будет не яркий, не убедительный, дорогой Игорь Григорьевич. А вот если, допустим…

Он посмотрел своими колючими глазками на Анну Григорьевну, заставив ее заерзать от волнения и посчитать про себя на этот раз до тридцати…

— Допустим, если мы попросим дорогую Анну Григорьевну… Благоприятный эффект опыта был бы крайне убедителен. Разве нет?

— …Двадцать! — крикнула Анна Григорьевна, хотя вовсе не собиралась этого делать. Она вновь считала про себя, борясь с новым волнением, вызванным прямым предложением ее омолодить, ей хотелось сказать: «Согласна!», но вместо этого слова выскочила цифра. Ах, склероз, склероз! Она поспешила вступить в разговор, чтобы смягчить конфуз.

— Неужели Линевич в самом деле омолодился? — спросила Анна Григорьевна. — Он стал совсем молодой? Стройный?

— Да-да! — нетерпеливо воскликнул Курицын. — Так как же, Игорь Григорьевич? Неужели в угоду… гм… личным чувствам и настроениям вы предпочитаете подвергнуть меня опыту омоложения, в то время как…

— Хорошо! — твердо сказал Кирсанов. — Вы правы: успех опыта, произведенного над людьми более старыми, чем вы, дорогого стоит. Но нам интересно узнать о сравнительном воздействии способа Линевича на различные возрасты. Поэтому сделаем так: опыту сначала подвергнетесь вы, а уж потом Анна Григорьевна, если она пожелает, конечно. Ясно?

Курицын ушел взбешенный.

Именно сегодня, когда Беседин решил побывать в медицинском институте, его затерло. В сущности, посетителей собралось совсем немного, их было трое, и все они пришли по одному и тому же поводу. Однако повод оказался сложным.

Дачевладельцы обратились в редакцию с горькой жалобой на местный Совет. Деньги, предназначенные на строительство автомобильного шоссе из поселка в город, пошли на «посторонние нужды».

— На какие же именно? — поинтересовался Беседин.

У его стола сидели двое среднего возраста мужчин и дама, пожалуй, немного выше среднего возраста. Среди них верховодил, видимо, мужчина постарше, с брюшком, произнесший высоким голосом ясно и чеканно: «Подполковник юстиции в отставке Крутиков. А это — товарищ Лобойко, в прошлом хозяйственник, и вот эта гражданочка — Елизавета Федоровна Гнушевич».

Рода занятий или социального положения дамы бывший юрист не назвал. Мадам Гнушевич, когда ее представляли, воссияла золотой улыбкой (речь идет о золоте коронок) и даже, кажется, сделала Беседину глазки, сильно подведенные и сверх того — удлиненные вправо и влево черным карандашом.

— Позвольте мне… — тотчас отозвался на вопрос Крутиков, — уважаемый Вячеслав Дмитриевич («Откуда он узнал, как меня зовут? Видно, проныра!»). Партийный журналист обязан прислушиваться к требованиям масс. Массы требуют строительства шоссе!

— Вы все-таки мне не сказали, на какие нужды местный Совет решил потратить деньги? — заметил Беседин.

— Не знаем, — развел руками Крутиков. — Так вот, позвольте дальше…

Беседин взялся за телефонную трубку.

— Кажется, на устройство детского садика, — поспешно сказал Крутиков.

Беседин положил трубку на место и внимательно посмотрел на этого гладкого, самоуверенного человека с толстой шеей и выпуклыми маловыразительными глазами. А тот, нимало не смущаясь, продолжал: