Николай Томан - Неизвестная земля

- А что, если мы с вашего разрешения, Алексей Васильевич, ляжем спать? Время-то позднее.

- Да, да, конечно!.. - торопливо отзывается Алексей, ибо разговор у них явно не клеится.

И он выходит из купе, прикрыв за собой дверь. В коридоре вагона почти никого нет. Только какой-то средних лет мужчина слишком уж поспешно, как кажется Алексею, отходит от окна перед их купе.

"Не похоже, чтобы он был нашим четвертым соседом, - невольно думает о нем Алексей. - Чего бы ему стоять здесь так долго, ведь чемодан и макинтош его давно уже лежат в купе на верхней полке..."

Подозрительный пассажир прохаживается теперь по коридору, не обращая на Русина никакого внимания.

"А может быть, он охраняет Кречетова? - продолжает рассуждать о нем Алексей. - Но тогда ему лучше было бы устроиться четвертым пассажиром в нашем купе. Да так оно, наверно, и есть..."

Подождав минут десять, Русин решается приоткрыть дверь. Ну да, Леонид Александрович и Варя улеглись уже и даже потушили верхний свет. Алексей гасит и настольную лампу, включая плафон ночного освещения. Свое нижнее место он сразу же уступил Варе и без особого труда взбирается теперь на верхнее. А четвертого пассажира все еще нет. Алексей засыпает, так и не дождавшись его.

...Просыпается Русин около восьми. Похоже, что все еще спят в его купе. На второй верхней полке он видит теперь чью-то спину. Внизу спит Варя, укрывшись с головой легким летним одеялом.

Алексей торопливо одевается, намереваясь встать первым. Но когда спускается со своей полки, обнаруживает, что Леонида Александровича в купе уже нет. Стараясь не шуметь, Русин осторожно открывает дверь и выходит в коридор.

- А, вы тоже проснулись уже, молодой человек? - слышит он веселый голос профессора Кречетова.

Леонида Александровича не узнать - будто совсем другой человек. У него теперь очень доброе, пожалуй, даже веселое лицо. Большой лоб с тремя глубокими морщинами, темные, с сильной проседью волосы, крутой ("волевой", - отмечает про себя Алексей) подбородок. Рост выше среднего и не просто широкие плечи, а плечи человека, занимающегося спортом.

Алексей и сам увлекается гимнастикой, которую считает более высокой категорией физической культуры человека, чем все остальные виды спорта. А спортсменов распознает он обычно по соотношению их талии и плеч. Особенно это бесспорно, когда человек в летах и талию уже не так-то просто сохранить, не занимаясь спортом. А Кречетову, видимо, около пятидесяти (потом Алексей узнает, что ему уже за пятьдесят).

- Я вообще встаю рано, - отвечает Леониду Александровичу Русин.

- Это похвально, - улыбается профессор. - Утром все видишь по-иному, даже если утро ненастное. А за окнами-то какая прелесть! И вообще я вам скажу - на отличнейшей планете мы с вами живем! Я бы даже сказал - на уникальной планете. Это ведь только у вас, фантастов, чуть ли не каждый астероид обитаем, не говоря уже о планетах. А я, должен вам признаться, боюсь, что мы очень одиноки. Во всяком случае, в радиусе нескольких десятков световых лет. И учтите, я слыву в нашем институте оптимистом. Да я и на самом деле оптимист!

В этом у Алексея теперь почти не остается сомнений, хотя заявление Кречетова об одинокости Земли кажется ему слишком мрачным.

- Вы имеете в виду разумную жизнь только на углеродной основе? спрашивает он профессора.

- Да, только такую. Никакой другой не признаю. На нашей планете, да, видимо, и на большинстве других достаточно крупных планет в начальном этапе их развития условия для возникновения жизни на кремниевой основе были ведь куда более благоприятные. И все-таки жизнь возникла гораздо позже, когда Земля в процессе эволюции обогатилась органическими соединениями. И вообще, дорогой Алексей Васильевич, я вижу глубокий смысл в том, что в основе жизни лежат такие легкие химические элементы, как водород, углерод и кислород, а не более тяжелый кремний или германий.

"Надо бы как-то перевести разговор на нейтрино..." - думает Алексей, а профессор Кречетов и не собирается менять тему, напротив, он заявляет:

- Я, знаете ли, вообще сожалею, что посвятил себя физике, а не биологии. Это ведь куда более тонкая материя. Только биологам, по-моему, недостает того, я бы сказал, изящества эксперимента, которым владеют физики. Да и вообще, для того чтобы успешно заниматься вопросами биологии на молекулярном ее уровне, по-моему, нужно сначала получить степень доктора физико-математических наук.

- А изучение таинственного нейтрино разве менее интересно? удивляется Алексей.

- Ну, теперь-то оно не такое уж таинственное, хотя было открыто, как говорится "на кончике пера", а экспериментально обнаружено уже совсем недавно. Померкла в связи с этим его слава и как неуловимого.

- Да, я это знаю, - кивает головой Алексей. - И все-таки нейтрино продолжает оставаться частицей довольно загадочной.

- Не знаю, не знаю, - задумчиво произносит Кречетов. - Я бы этого не сказал. Мы знаем теперь о нейтрино вполне достаточно, чтобы не только регистрировать его присутствие вспышками сцинтилляционного счетчика и другими детекторами излучения, но и...

Но в это время шумно открывается дверь купе и в коридор выходит, к великому удивлению Алексея Русина, его коллега по жанру Сидор Омегин.

- Так это вы наш четвертый сосед по купе! - оживленно восклицает Кречетов. - Вот кого я действительно считал таинственным, - добавляет он, смеясь, и протягивает руку Омегину. - Будем знакомы - Кречетов Леонид Александрович.

- Омегин Сидор Евсеевич. И совсем не таинственный. Я раньше всех в наш вагон пришел и сразу же к соседям... Там наши с Русиным коллеги. Вот и заболтался до двенадцати...

- А кто из коллег? - интересуется Алексей.

- Фрегатов и Семенов.

- Как, и Фрегатов тоже?

- Ну да. Проспорили с ним почти всю ночь.

- Да, теперь не будет нам в Гагре спокойного житья, - полушутя, полусерьезно вздыхает Русин. - Это ведь все фантасты, - обращается он к Кречетову.

- Ну, так это же очень интересные собеседники! - довольно восклицает Леонид Александрович. - Кстати, у меня к вам много претензий.

- Это профессор физики, - объясняет Алексей Омегину. - Ты только Фрегатову об этом не говори - не даст ведь спокойно доехать до Гагры.

- Нет, нет, Сидор Евсеевич, - протестующе трясет головой профессор Кречетов. - Пусть заходит, охотно с ним поспорю. Это не он ли написал роман "Счастливая планета"?

- Нет, это творение Семенова.

- А вы его читали? - спрашивает Кречетов Омегина.

- Да так, полистал... Ужасная скучища! Я ему так прямо и сказал... Чуть не поругались из-за этого. А ты разве не читал его романа, Алеша? обращается Омегин к Русину. Никогда прежде Сидор не называл его по имени, но ведь от него всего можно ожидать. Он и на "ты" перешел так же бесцеремонно. - В общем-то правильно, конечно, сделал, а я вынужден был полистать - он подарил его мне. Роман этот про очень счастливую жизнь на какой-то планете. Ну что может быть скучнее?