Эми Томсон - Цвет дали

Иирин дотронулась до неповрежденной руки Моуки и коснулась его аллу. Она поглядела на Укатонена и Анито.

— Я должна… Я могу с ним слиться сейчас? Это ему не повредит?

Укатонен кивнул и поглядел на Анито.

— Ты поможешь ей, кене! Я слишком устал.

Анито протянула руки. Она направила руку Иирин к неповрежденной шпоре Моуки, а затем соединилась с Иирин. Вместе они вошли в Моуки. Анито наблюдала, как Иирин обволакивает бейми, как наполняет его уверенностью и ободряет его, насыщая еще чем-то, совершенно чуждым Анито, свойственным лишь этому странному существу. Тугой узел отчаяния, в который было скручено эго Моуки, распустился, и он ответил Иирин тем же чуждым Анито чувством. Когда они слились, Анито помогла телу Иирин поделиться своей силой с телом бейми. После этого она мягко разорвала контакт между ними.

Несколько жителей деревни помогли перенести Моуки на плот. Пора было отправляться в путь. К счастью, худшая часть белых вод осталась уже позади. Река простиралась спокойная, кроме нескольких мест, где пена кипела. Однако даже в таких условиях Анито сомневалась, что может управлять рулевым веслом. Она слишком вымоталась.

Нинто коснулась ее плеча.

— Уито хочет, чтобы ты и Укатонен плыли с ней. Дейло и Кадато пока займут ваши места.

Анито не сопротивлялась, она почти не заметила и того, как Баха передал ей пакет с едой. Ей казалось, что на освещенной солнцем речной ряби пляшет серебристый отсвет смерти. Если Моуки умрет, она последует за ним по стопам Укатонена.

Джуна склонилась к безжизненному телу Моуки. Его изломанная рука была туго забинтована в лубок, изготовленный из рыбачьей сети. Здоровая рука откинута в сторону. Золотые зайчики от только что показавшегося над горизонтом солнца лежали на теле бейми, как опавшие лепестки. Уито объявила суточную стоянку, чтобы дать людям время на отдых и на осмотр и починку плотов, пострадавших при вчерашнем спуске по порогам.

Анито и Укатонен вконец вымотались. Джуна собирала фрукты и ловила рыбу, чтобы накормить их. К счастью, рыбная ловля тут была хороша. Она поймала с полдюжины довольно крупных рыб в одной из маленьких тихих заводей под деревьями. Одна из рыб принадлежала к неизвестному Джуне виду и, прежде чем оглушить ее ударом по голове, Джуна описала ее.

Анито похвалила ее и помогла почистить, выпотрошить и нарезать ломтиками добычу. Джуна улыбнулась. Наконец-то она хоть что-то сделала правильно. Начиная с Лайнана, ее жизнь представляла собой цепь больших и малых ошибок. Она грустно покачала головой, измученная и надломленная всем тем, что с ней случилось.

Джуна услышала шорох веток и взглянула вверх. Из гнезда к ней спускался Укатонен. Он присел рядом с ней на корточки и быстро соединился с Моуки.

— Как он? — спросила Джуна, когда Укатонен разорвал контакт.

— Посмотри сама, — ответил тот, протягивая руку для слияния. — Ты ему нужна.

Джуна проглотила свой страх, вспомнив, как Моуки радостно потянулся к ней при прошлом слиянии. Он походил на ребенка, умирающего от голода. Он льнул к ней, а она успокаивала его, лишь смутно ощущая, как Анито помогает им обоим. Поток силы хлынул от Джуны к Моуки, и он расслабился, наконец-то насытившись. Джуна продолжала укрывать его, тронутая глубиной его потребности в ее помощи. Его тяга к слиянию имела физиологические корни, она была столь же непреодолима, как и потребность человеческого ребенка в том, чтобы его подержали «на ручках».

Но как отразится это слияние на ней самой? Каждый раз, когда Джуна в нем участвует, она ощущает, как с нее сдирается еще один слой ее человеческой сущности. И хуже всего то, что это нравится Джуне. Каждое слияние заставляет ее стремиться к новому. А вдруг аллу-а станет ей необходимым, как наркотик? Останется ли она человеком к тому времени, когда экспедиция явится за ней?

Шпоры Джуны соединились со шпорами Укатонена и Моуки. Она погрузилась в чуждый для нее внутренний мир аборигенов — мир осязания, вкусовых ощущений и запахов. И снова возник старый страх, казалось, он вот-вот целиком овладеет ею. Но тут Моуки кинулся к ней с неуемной радостью веселого щенка. В ее душе поднялись волны любви к нему. Моуки ответил на эту любовь, он принял ее, усилил и вернул Джуне. Они оба как бы стали подниматься по спирали все выше и выше, и каждый усиливал и отдавал эмоциональный порыв другого на более высоком витке, пока наконец Укатонен мягко не положил этому конец. После этого они купались в море эмоций, наслаждаясь покоем и отдыхом, а Укатонен нежно и постепенно выводил их из контакта друг с другом.

Когда Джуна успокоилась, он показал ей, как действует ее собственное сердце, как оно перекачивает кровь в ритме раз-два, раз-два. Потом он заставил это сердце работать в ускоренном темпе, потом медленнее. А потом научил, как самой замедлять и ускорять деятельность сердца. Джуна чувствовала, как оно то спешит, то почти останавливается, как будто в груди у нее поселилось маленькое хитрое животное. Она держала в руках собственную жизнь, похожую на тончайшую нить, сотканную из электричества, пульсирующую от каждого удара сердца. Это было необычайно увлекательно и немного страшно.

А потом Укатонен провел ее в свое тело и показал, как бьется в ритме раз-два-три его собственное трехкамерное сердце. Когда он кончил, Джуна прониклась таким пониманием его и своей сердечной деятельности, пониманием интуитивным, чувственным, какого не могли дать ни вскрытия, ни исследования с применением сложной техники. Потом Укатонен показал ей, как работает сердце Моуки. Билось оно слабее, чем ее собственное, пульс был нитевидный, но работало оно все же лучше, нежели вчера.

Контакт кончился.

— Ну, — спросил Укатонен, — каково самочувствие Моуки?

— Ему лучше, — ответила Джуна.

Укатонен кивнул.

— Пройдет по меньшей мере десять дней, прежде чем его руку можно будет освободить от повязки. — Он помолчал и дотронулся до ее плеча. — Но это слияние с тобой вернуло ему волю к жизни.

— Спасибо, эй. — Джуна отвернулась, стараясь скрыть страх.

— Слияние все еще пугает тебя. В чем дело? — спросил Укатонен.

— Оно слишком… — Она искала слова. — Я чувствую себя захваченной, побежденной, эй. Как будто я тону. Это сильнее меня. Я боюсь, что не смогу остановиться, что забуду, кто я есть, кто я такая.

Укатонен потер подбородок, размышляя.

— Не понимаю. Как можно забыть, кто ты есть?

— Твое присутствие слишком сильно, эн. Я не могу контролировать то, что со мной происходит.

— А когда ты плаваешь, ты контролируешь воду, в которой плывешь? — спросил Укатонен.

— Нет.

— Ты плывешь потому, что находишься в равновесии с водой, потому что понимаешь ее течение и смену давления. Ты учишься двигаться вместе с ней. Ты должна научиться тому же и в аллу-а.