Евгений Белоглазов - Нуменал Анцельсы

Наконец, артинатор доложил о готовности. Его ровный, лишенный интонаций голос только подчеркивал иррациональность сложившейся обстановки.

Позабыв о немощи и прикипев глазами к экрану, куда исинт вывел моноцветную картину космоса, космиадоры замерли в ожидании. Расположились кому как удобнее: кто сидя, кто полулежа, а кто и приспособил свое кресло под ложе.

Какое-то время на экране ничего не происходило. Менялись лишь оттенки темно-серого неба, да яркость и цветовой окрас самого ксеноида. Потом на небесном холсте прорезались светлые пятна, а сам нуменал раздвоился, превратился в двойную систему, причем расстояние между компонентами стало быстро расти. На экране пробежали полосы, как на стекле некачественного розлива. Раздался сигнал тревоги и вслед за тем суматошно запульсировали индикаторы тенденсаторного блока. Еще несколько секунд… И уже готовый было выйти из под контроля исинта аппарат отключился.

— Уф! — вытирая пот с обтянутого полупрозрачной кожей лба, выдохнул Астьер. — Я думал, будет хуже.

— Какие частоты заблокированы? — испытывая не меньшее облегчение, спросил Шлейсер.

На уровне нуклеарных вибраций, — ответил пилот, оценив показания спектроанализатора.

— Причина? — Флаг-кампиор перевел взгляд на Снарта.

— По-моему, все предельно ясно, — не задумываясь, ответил тот. — Сработала защита, а значит, исказилась метрика. Вы видели, как раздвоился нуменал?

— Угол разбега компонент? — последовал следующий вопрос к Астьеру.

— Около тридцати градусов.

— Оптический мираж?

— Не похоже. — Астьер в раздумье пожевал губами. — В обоих случаях приборы зарегистрировали наличие массы.

— Что скажешь? — командор снова обратился к Снарту.

— Думаю, причина в том, что «Ясон» уже изначально проявился в области искривленного пространства. Взгляните в зеркало. На кого мы стали похожи?! Таких уродин не встретишь и в кунсткамере.

— Выходит, это все из-за нуменала? — с неудовольствием отметил Шлейсер, не упустив случая в очередной раз осмотреть изменившиеся до неузнаваемости лица коллег.

— Разумеется, — ответил универсал, после чего сразу приступил к пояснению. — Свет, как и должно быть, подвержен воздействию гравитации. Пространство же может быть свернуто в какую угодно форму. Исследуемый объект может находиться сбоку или за спиной наблюдателя, но, следуя направлению луча — а другого мерила прямолинейности нет — он будет видеть его прямо перед собой и считать, что его соединяет с ним прямая линия. Другое дело гипервибрации. На таких частотах связь излучения с гравитацией если и не теряется, то по крайней мере сильно ослабевает. Поэтому в искривленном пространстве наблюдатель будет видеть два луча. Один, следуя правилу туннельных переходов, действительно распространяется кратчайшим путем. Второй же следует с опозданием: по дуге, спирали или лабиринту. Оба они информативны и оба несут физическую, хотя и различающуюся по темпоральной доминанте нагрузку.

— Как рассчитать топодинамику среды с учетом разрыва ее сплошности? — спросил Шлейсер, уже в полной мере понимая, что они влезли туда, куда ни в коем случае не надо было соваться.

— Пока не знаю. Но уверен, если наблюдения продолжить, то разбег компонент увеличится еще больше.

Шлейсер обратился к Астьеру:

— Как думаешь? Может, есть смысл еще раз попробовать?

— Упаси бог! — вскинулся пилот. — Просто вы не знаете, что это такое. Потому и смелые. А я еще со времен работы в Навигационном корпусе помню, как один из наших — Стэп Хардсдорф — при обследовании Амтенара, то ли по глупости, то ли случайно вошел в резонанс с такими волнами. Мы как раз испытывали новую модель нейтринайзера для прокладки каналов. Что тогда произошло — словами не передать. От него и его посудины пылинки не осталось. Полная дезинтеграция.

— Во-первых, это было давно, — заметила Грита, которая с его слов помнила эту историю. — А во-вторых, «Ясон» с его возможностями — это тебе не какая-нибудь колымага.

— Согласна, — поддержала Аина. — Эти волны существуют сами по себе и существовали всегда. Стоит ли их опасаться?

— Мне наплевать на то, что они есть и раньше были, — отрезал Астьер. — Дело в другом. Генерируя и усиливая такие частоты, мы рискуем рассыпаться — хорошо, если на атомы. И тут никакая защита не поможет. Скажу откровенно: сам не хочу этим заниматься, и вам не советую.

— Понятно, — не стал возражать Шлейсер. Пока он был в раздумье. В словах Астьера содержалась часть правды, и он прекрасно это понимал. С другой же стороны, нужна информация. А как ее добыть, не подвергая себя опасности?..

— Почему все-таки эта часть неба не проявлена? И что за пятна появились перед сбоем? — спросил он после того, как Аина раздала всем по очередной порции тилерафоса.

— Нуменал экранирует все виды излучений, исключая разве что квантовую область спектра, и свои собственные, — ответил Снарт.

— И что?

— Пространственные искажения, — подвел итог универсал. — Пятна — это находящиеся позади него звезды, вернее наиболее крупные скопления ярких звезд, проявившиеся на небе в виде пятен. При дальнейшей фокусировке, мы могли бы их увидеть. Неважно, в каком виде, цвете и расположении.

— Ты хочешь сказать, это были смазанные контуры созвездий?

— Да. Крупные и яркие астрокластеры. Если бы мы сейчас вышли из номы, то увидели бы звездное небо без искажений.

— Резонно, — согласился Шлейсер. — Пожалуй, так и есть. Но я смотрю, тебя еще что-то беспокоит?

Действительно, Снарт, даже несмотря на откровенно кащеевский, лишенный признаков эмоций облик, выглядел крайне озабоченным. По-бычьи нагнутая, голая как яйцо голова, настороженный блеск ввалившихся глаз, подрагивающие, казалось бы состоящие из обнаженных костей пальцы — все это выдавало не того Снарта, к которому за годы странствий успели привыкнуть.

— То, что мы вот так вдруг оказались в зоне метастабильности, полагаю, сомнений не вызывает, — отозвался универсал. — И то, что мы наблюдаем, свидетельствует об изменении тригонометрических соотношений в рамках сопредельного «Ясону» космоса.

— Параконтинуальный затон? — уточняя переспросил Астьер.

— В общем смысле, да. Нравится это кому или нет, но мы преждевременно и без подготовки вступили в область надугольных, нелинейных, а может и нефункциональных связей — туда, где есть все и в то же время нет ничего.

— Не мудри, поморщился Шлейсер. — Объясни нормальным языком.

— Пространство здесь уже не является однородным. — Снарт, как и все, был еще очень слаб, поэтому говорил тихо, медленно и без своих обычных подначек. — Оно меняется от точки к точке, определяя тем самым функцию кривизны. Вместе с этим меняется и многое другое, включая формулировку законов сохранения. Мне, например, уже понятно, что в рамках изученной мегатории такой объект наблюдается впервые. — На этих словах он запнулся, но тут же поспешил добавить: — В той части, конечно, откуда возвращались без потерь.