Сойер Роберт - Золотое руно (сборник)

Паче того, этот Майкрофт Холмс — коротышка с рыжеватыми волосами. Ничуть не похож на дородного темноволосого детину, с которым я приятельствовал двумястами годами ранее.

Здешний Майкрофт настоял на том, чтобы все детали были тщательнейшим образом проверены, прежде чем из прошлого будет перенесен Холмс. Гении, пояснил сей джентльмен, имеют свойство ходить по краю безумия, и пусть я сам с легкостью выдержал перенос, для моего компаньона он может оказаться пагубным потрясением.

Но наконец Майкрофт и Холмса переместил в будущее, и сделал это, надо отдать ему должное, с исключительной точностью: едва мой друг переступил порог настоящего дома 221‑б, как очутился в созданном здесь подобии. Вот с лестницы долетел так хорошо знакомый голос, весело делящийся новостями с двойником миссис Хадсон; длинные ноги, по обыкновению, стремительно взнесли Шерлока наверх, в нашу скромную квартиру.

Напрасно я рассчитывал на сердечное приветствие, на радостный возглас «Мой дорогой Ватсон!», на крепкое рукопожатие или иное проявление дружбы. Как вы догадываетесь, ничего подобного я не дождался. Совсем иначе выглядело наше предыдущее воссоединение, после трехлетней разлуки, когда Холмс странствовал по белу свету, а я считал его покойником. Нет, человек, чьи подвиги я имею счастье бытописать, даже не догадывался, сколько времени продлилось расставание на этот раз, и в награду за долготерпение я получил всего лишь рассеянный кивок.

Холмс расположился в кресле и уткнулся в вечернюю газету, но миг спустя раздосадованно хлопнул ею об стол.

— Черт знает что! Я уже читал этот номер. Ватсон, разве сегодня не приносили почту?

Судьба‑насмешница не оставила мне иного выбора, кроме как принять столь неподобающую роль. Мы с Шерлоком будто местами поменялись, и теперь я был вынужден открывать ему глаза на происходящее.

— Дорогой мой Холмс, жаль вас расстраивать, но газеты уже давно не печатаются.

На его длинном лице сурово сдвинулись брови, в глазах появился грозный блеск.

— Ватсон, мне почему‑то думается, что человек с вашим афганским прошлым должен быть более устойчив к воздействию солнечных лучей. Спору нет, жара нынче ужасная, но не настолько же, чтобы помрачить ваш рассудок.

— Уверяю вас, Холмс, он ничуть не помрачен, — вздохнул я. — Увы, я говорю истинную правду, хотя, признаться, мой отклик на эту новость был в точности таким же. Вот уже семьдесят пять лет как закрылась последняя газета.

— Семьдесят пять лет? Ватсон, помилуйте! Эта газета датирована четырнадцатым августа тысяча восемьсот девяносто девятого. Вчерашним днем!

— Боюсь, Холмс, вы заблуждаетесь. Нынче год две тысячи девяносто шестой от Рождества Христова, пятое июня.

— Две ты…

— Понимаю, дружище, это может показаться абсурдным…

— Это не может показаться абсурдным! Это и есть сущий абсурд, старина… Старина — так я привык обращаться по‑дружески, но вам, конечно же, ни в коем случае не дашь двухсот пятидесяти.

— Возможно, я не тот, кто может все объяснить толком, — вздохнул я.

— Верно, — раздался голос в дверях. — А посему предоставьте это мне.

— Вы еще кто такой? — подскочил, как ужаленный, Шерлок.

— Меня зовут Майкрофт Холмс!

— Самозванец! — возмутился мой друг.

— Пожалуйста, не спешите с выводами, — возразил Майкрофт. — Хоть я и не являюсь вашим братом и даже завсегдатаем клуба «Диоген», но тоже ношу это имя и фамилию. Я ученый, воспользовавшийся некими научными принципами, дабы изъять вас из вашего прошлого и перенести в мое настоящее.

Сколько лет я знал своего друга — и лишь сейчас впервые увидел его начисто сбитым с толку.

— Он говорит истинную правду, — подтвердил я.

— Но зачем? — развел длинными руками Холмс. — Пусть даже это не безумная фантазия — чего я ни на миг не допускаю, — какой смысл похищать меня и моего доброго приятеля доктора Ватсона?

— Есть причина, Холмс. Как вы любите говорить, игра начинается.

— Что, убийство? — спросил я, радуясь долгожданному объяснению нашего путешествия во времени.

— Ах, если бы просто убийство, — вздохнул Майкрофт. — Возможно, это самая великая загадка, с которой сталкивалось человечество на своем веку. Мы имеем дело с исчезновением, и не одного живого существа, а триллионов. Триллионов, Холмс!

— Ватсон, — обратился ко мне Холмс, — вы, конечно же, умеете распознавать психические патологии. Посмотрите в своем саквояже, не найдется ли там чего‑нибудь для этого несчастного. Все население Земли не превышает двух тысяч миллионов.

— Так было в ваше время, а сегодня это восемь миллиардов, — поправил Майкрофт. — Но я повторяю: речь идет об исчезновении триллионов.

— О, я сообразил наконец! — В глазах Холмса затлел огонек уверенности: здравый смысл снова вернул свои позиции. — Мне доводилось читать в «Иллюстрейтед Ландон ньюз» про динозавров — так Оуэн назвал огромных тварей, вымерших давным‑давно. Это с их исчезновением я призван разобраться?

Майкрофт отрицательно покачал головой:

— Вам бы прочитать монографию профессора Мориарти «Динамика астероида»…

— Я не захламляю свой мозг бесполезными знаниями! — отчеканил Холмс.

Майкрофт пожал плечами:

— В этом труде Мориарти выдвинул весьма остроумную идею: в нашу планету врезался астероид, и ее на многие месяцы заволокло поднятой при ударе пылью. Примерно через столетие после выхода монографии в свет догадка профессора подтвердилась, в отложениях глины были найдены следы того катастрофического столкновения. Нет, Холмс, задача, о которой вы говорите, давно решена. Та же, что предлагается вам, куда грандиозней.

— Ради бога, перестаньте ходить вокруг да около! — вспылил Холмс.

Майкрофт указал моему другу на кресло, и тот после секундных колебаний сел.

— Она называется парадоксом Ферми, — сообщил рыжеволосый ученый. — В честь итальянского физика Энрико Ферми, который жил в двадцатом веке. Видите ли, нам известно, что в нашей Вселенной существует бесчисленное множество планет, и по логике на многих из них могли бы возникнуть цивилизации разума. Мы даже математически получили приблизительную цифру, воспользовавшись специальным уравнением Дрейка. На протяжении полутора веков при посредстве радио… — для вас будет понятнее термин «беспроволочный телеграф» — мы искали признаки существования этих мыслящих культур в космосе. И никого не нашли! Никого! Посему парадокс Ферми гласит: если во Вселенной должна кишеть жизнь, куда подевались все эти чужаки?

— Чужаки? — переспросил я. — А куда они могли подеваться? Живут себе за границей, в своих суверенных государствах, и в ус не дуют.

— Дорогой доктор, в наши времена слово имеет дополнительные значения. Под чужаками я подразумеваю инопланетян, существ, обитающих на иных планетах.