Кир Булычёв - Доктор Павлыш

Профессор Кори, тяжело дыша, вышел из мастерской.

– Вместо того чтобы здесь стоять, – заметил он Ранмакану, – помогли бы разрезать шелк на большие куски. Не кроить же из целого парашюта…

– Я позвоню на корабль, пусть пришлют второго робота, – упрямо сказал Ранмакан. Он продолжал цепляться за свои привилегии. – Робот сделает это лучше меня. А сам я должен писать мемуары.

– Ах, да, – ехидно улыбнулся Кори. – Мемуары. Сам Кризинзи из Плонги склонился бы перед вашими талантами.

– Штурман Кудараускас высоко оценивает мою работу.

– Тьма с вами, с писателем и со штурманом. Но я бы на вашем месте подумал о том, что мы обязаны работать. Ра-бо-тать. Понимаете? Пусть «Сегежа» улетает – у нее свои дела. А мы будем править планетой. Мы останемся одни – вам это приходило в голову?

– Куда они улетят? – спросил Ранмакан. – Зачем им улетать?

Ранмакана устраивало присутствие людей. Он опасался, что, как только «Сегежа» поднимется над планетой, ему снова придется опуститься на свое место и, может, еще и сесть в тюрьму за сотрудничество с чужими.

– Им нельзя улетать.

– Это еще почему? – удивился профессор Кори. – Как только они смогут обеспечить работу очистительных аппаратов, а мы наладим снабжение пищей, мы останемся одни. Мы обязаны остаться одни.

– Что вы бормочете одно и то же: «Одни, одни»! – разозлился Ранмакан. – Кто вас обязывал оставаться в одиночестве? Я? Эти женщины?

– Недавно вы протестовали против прихода людей.

– Это мое личное дело. Тогда я был один. Еще неизвестно, как бы вы себя повели на моем месте!

Кори хотел ответить, но передумал, махнул сухой ручкой и ушел– к своим цветам и деревьям, с помощью стимуляторов вымахавшим метра на три в высоту. Кори подумал, что пора бы возродить кое-каких насекомых; надо поговорить с короной Вас. Кори подошел к своему столу, спрятавшемуся в самой гуще кустарника, раздвинул срезы, бумаги, приборы, сел. Сердце работало неважно. К сожалению, корона Вас вернул ему старое сердце. Снова умирать очень не хотелось. Не стоило возиться с парашютом. Хотя он сделал правильно. По крайней мере, женщины в мастерской поняли правильно. Они говорили ему: «Учитель, отойди, без тебя справимся», – и не рассуждали, патриций он или простолюдин. А Ранмакана еще учить и учить. А может, он и умрет, в глубине души мечтая перейти в четвертую или даже вторую касту. Нет, на вторую у него не хватит воображения. Надо поехать в Горный сад – посмотреть, не распустились ли еще кое-какие растения. Ведь перед войной шли работы, связанные с влиянием радиации на рост растений.

Ранмакан тоже вернулся к себе в швейную мастерскую. В домике было два стола. Один большой, общий– за ним работали пять женщин. И стол в углу поменьше, за ним сидел Ранмакан. Он, когда нужно было, выходил на связь с мостиком или большим домом; он вел переговоры с роботами, когда те перетаскивали что-нибудь с корабля; он должен был вести бухгалтерию, планировать, когда и что понадобится мастерской.

Ранмакан сел за стол, отодвинул в сторону бумаги и задумался. Он ощущал взгляды женщин и их шепот, содержащий какие-то, возможно, нелестные для него высказывания. Но он был выше этого. Он смотрел вперед. Раздумывал, сказать ли капитану о том, что вчера ночью, когда все уже спали, он видел чужого человека в защитной одежде. На человека упал луч прожектора, и тот, ослепленный им, задержался на секунду, перед тем как нырнуть в темноту. В запале разговора с Кори он чуть не проговорился, что на планете есть и другие люди и что Павлыш был прав. Но не сказал, удержался. Могло так случиться, что те люди – законная власть. Вдруг они окажутся сильнее корабля? А если так, то знание того, что другие уже подошли близко к «Сегеже», могло пригодиться Ранмакану.

Загребину не хотелось отпускать Кори в Горный сад. Существование неразгаданной тайны смущало капитана. «Тем более, – рассуждал он, – если бы те, неизвестные, хотели встретиться с нами, они бы давно могли это сделать». Согласившись с профессором, что тому необходимо побывать в Горном саду, капитан послал за день в Горный сад разведдиск с металлоискателями и биолокаторами на борту. Диск не обнаружил ничего подозрительного.

– Вот что, – сказал Загребин Антипину, который уезжал в сад вместе с Кори и Снежиной. – Из «Ежа» по пути не выходить. Доедете туда, вездеход остановишь не у домика, как в прошлый раз, а прямо в саду, у делянок. В машине обязательно кто-то останется для того чтобы держать остальных в поле видимости. На вездеходе лазер в боевой готовности. Если увидишь опасность, не стрелять; немедленно сообщайте нам и бегите оттуда со всех ног. Ясно?

– Ясно, Геннадий Сергеевич, – ответил Антипин. – Куда уж яснее. Второй купол завтра начнем надувать?

– Завтра. Вернешься, выспишься, и начнем.

Роботы поставили на «Ежа» защитные козырьки. Теперь вряд ли его можно пробить даже прямым попаданием снаряда или лучевым зарядом.

Перед отъездом Снежина нашла Павлыша и повела его в купол. Там заболел один из ребятишек. Павлыш осмотрел его, приказал роботу притащить лечебный излучатель – мальчику не хватало солнечного света. Снежина ждала доктора, разговаривая с охотником-пьи о строительстве амбулатории. Потом, когда доктор кончил облучение и робот уехал, Снежина попросила Павлыша зайти еще раз к ребенку вечером.

– Ладно, зайду. Что-то сад сильно разрастается. Скоро будет не купол, а джунгли.

– Кори и Вас этого, по-моему, и добиваются.

– Жалко, что нет живности в нашем саду.

– Тут есть одна птица. Смотри, вот она.

Птичка с длинным голубым хвостом и двумя парами крыльев, расположенных, как у бабочки, одни за другими, мелькнула между деревьями.

– Послушай, Снежка, – произнес Павлыш. – Ты в самом деле будь осторожнее. Я же видел там следы.

– Ну, знаю, знаю, сама с тобой была и никаких следов не видела. Ты не показал. Не волнуйся, мы будем осторожны.

– Серьезно, – сказал Павлыш. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

– Это как понимать? Не так, как к остальным?

– Нет.

– Значит, хуже, – уверенно проговорила Снежина.

И тогда Павлыш, чувствуя, что краснеет, попытался ей что-то объяснить. Она вдруг сделала большие глаза, и Павлыш почувствовал, что он в них уместился целиком. Сейчас Снежина хлопнет ресницами, и он там останется навсегда. Снежина хлопнула ресницами, и Павлыш, зажмурившись, протянул руку вперед, чтобы нащупать границы тюрьмы, в которой он очутился. Рука его натолкнулась на пальцы Снежины. И Павлыш хотел еще что-то добавить, но не всегда придумаешь, что. И он сказал:

– Я зайду вечером к мальчику.

Снежина улыбнулась одними глазами.

И тут подошел Девкали с толстым патрицием и одним из новеньких и сказал: