Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики. Между планетами

Торби, смутившись, взглянул на нее:

— О, ничего особенного.

— Это «ничего особенного» тебя, видимо, беспокоит.

— Ну… да, так оно и есть.

— Не хочешь ли рассказать Леде?

Торби прикрыл глаза. Дочка Уимсби была последним человеком, с кем он хотел бы откровенничать. Его задумчивость объяснялась непреходящей мыслью о том, что ему придется делать, если он выяснит, что Рудбеки связаны с работорговлей.

— Думаю, что, может быть, у меня еще есть шанс стать бизнесменом.

— Ну как же, папочка говорит, что твоя голова потрясающе воспринимает цифры.

Торби фыркнул:

— Тогда почему же он не… — Торби остановился.

— Что он «не»?

— Ну… — Черт побери, человеку надо говорить с кем-то, кто ему нравиться, и кто, в случае необходимости, может даже гаркнуть на него. Как папа. Как Фриц. Да и как полковник Брисби. Постоянно находясь на людях, он чувствовал свое полное одиночество — не считая Леды, которая, похоже, старалась относиться к нему по-товарищески.

— Леда, что из того, что я тебе рассказываю, ты передаешь отцу?

К его удивлению, она вспыхнула:

— По какому праву ты это говоришь, Тор?

— Ну, ты же близка с ним. Разве не так?

Она внезапно встала:

— Если ты закончил, пойдем погуляем.

Торби поднялся. Они гуляли по дорожкам, прислушиваясь к звукам непогоды, разгулявшейся над их головами. Она привела его в укромный уголок вдали от дома, скрытый кустами, и присела там на валун:

— Отличное место для разговора с глазу на глаз.

— Неужто?

— После того как сад был подключен к подслушивающему устройству, я искала такое место, где знала бы, что могу целоваться без папиных соглядатаев.

Торби огляделся:

— И нашла вот это?

— Ты понимаешь, что тебя подслушивают почти всюду, разве что не на склонах?

— Нет. Но мне это не нравится.

— А кому нравится? Но это обычная предосторожность в таких делах, какие ведут Рудбеки, и отца не стоит ругать за это. Мне пришлось потратить несколько кредитов, чтобы убедиться — сад прослушивается не так уж тщательно, как ему кажется. Так что, если у тебя есть что сказать и ты не хочешь, чтобы папочка подслушал, можешь сказать это здесь. Он никогда не узнает. Провалиться мне на этом месте.

Торби помедлил, осматриваясь. Он решил, что, если микрофон находится где-то поблизости, он должен быть замаскирован под цветок… что было вполне возможно.

— Может быть, поостеречься, пока мы не окажемся на лыжном склоне?

— Расслабься, дорогой. Если уж ты решил мне довериться, верь, что здесь вполне безопасно.

— Ну, ладно. — Он почувствовал, что не может больше сдерживать напряжения, раздражения… так как пришел к выводу, что дядя Джек постоянно старается поставить ему подножку, дабы лишить той потенциальной силы, которой он обладает. Леда слушала его с серьезным видом.

— Вот как обстоят дела. Ты считаешь, что я сошел с ума?

— Тор, — сказала она, — ты догадываешься, что папочка постоянно подсовывал меня тебе?

— Что?

— Не понимаю, как ты мог этого не видеть. Разве что ты был совершенно… наверно, так оно и было. Но воспринимай это как чистую правду. Это должен был бы быть один из очевидных браков, польза которых видна всем… кроме разве тех двух, что имеют к нему прямое отношение.

Торби забыл все свои тревоги перед лицом столь восхитительного предложения.

— Ты хочешь сказать… ну, что ты… — он окончательно смешался и замолчал.

— О господи, дорогой мой! Имей я эту сделку в мыслях, неужели я стала бы тебе говорить о ней? Да, признаю, что перед тем как ты появился, я обещала обдумать эту возможность. Но ты не проявил ко мне никакого внимания — а я слишком горда, чтобы в этих обстоятельствах добиваться столь сомнительной цели, если даже от нее зависит процветание Рудбеков. Ну, а теперь что там относительно того, что папочка не позволяет тебе взглянуть на ту доверенность, что Марта и Крейтон дали ему?

— Они не позволяют мне увидеть ее; а я не буду до той поры ничего подписывать.

— Но если они тебе ее покажут, ты подпишешь?

— Ну… вполне возможно, что, может быть, и подпишу. Но я хочу увидеть, какие распоряжения оставили мои родители.

— Не могу понять, почему папочка противится столь естественному желанию. Разве что… — Она нахмурилась.

— Разве что?

— А как насчет твоей доли? Она переходит к тебе?

— Какой доли?

— О господи, твоей же! Ты знаешь, какая доля принадлежит мне. Эти акции были вручены мне Рудбеками при рождении — твоим дедушкой. Моим дядей. Ты, скорее всего, должен получить вдвое больше, чем я, так как предполагается, что когда-нибудь ты станешь подлинным Рудбеком.

— У меня нет никаких акций.

Она мрачно кивнула.

— Это одна из причин, по которой папочка и судья не хотят показывать тебе бумаги. Наши личные вклады ни от кого не зависят, и после того, как мы вступаем в законный возраст, мы можем делать с ними все, что заблагорассудится. Твои родители имели твой голос, так же, как папочка до сих пор пользуется моим голосом — но в любой доверенности, которую они подписали, должно было быть сказано, что твоя доля не может ни к кому перейти. Ты можешь грохнуть кулаком по столу, и им придется проглотить это или же пристрелить тебя. — Она снова нахмурилась. — Нет, убивать тебя они не будут. Тор, по большому счету мой отец неплохой человек.

— Я никогда не считал его плохим.

— Я не люблю его, но я им восхищаюсь. Но, по сути дела, я Рудбек, а он — нет. Это глупо, не так ли? Потому что в нас, Рудбеках, нет ничего особенного, мы просто хитрые прижимистые крестьяне. Но и меня кое-что тревожит. Ты помнишь Джоэла де ла Круа?

— Того, что хотел поговорить со мной?

— Верно. Джоэл здесь больше не работает.

— Не понимаю.

— Ты разве не знал, что он был восходящей звездой в инженерном отделе Галактических Предприятий? Там ему предложили другую работу; сам же Джоэл сказал, что его уволили, так как он сунул нос не в свое дело, попытавшись поговорить с тобой. — Она помрачнела. — Я не знала, чему верить. Но теперь я верю Джоэлу. Так что же ты собираешься делать, Тор, — бросить все, как есть, или же доказать, что ты в самом деле Рудбек из Рудбеков?

Торби закусил губу.

— Я бы хотел вернуться обратно в Стражу и забыть всю эту ерунду. Я всего лишь хотел понять, что значит быть богатым. Теперь я это знаю, но вынес из этого знания только головную боль.

— Значит, ты все бросаешь? — в ее голосе проскользнула едва заметная нотка печали.

— Я этого не сказал. Я собираюсь остаться и разобраться, что к чему. Я не знаю лишь, с чего начинать. Ты считаешь, что я должен грохнуть по столу дяди Джека и потребовать мою долю?

— М-м-м… но только, чтобы рядом с тобой стоял юрист.

— Здесь и так слишком много законников!

— Поэтому один из них и нужен лично тебе. Я могу связаться с тем, кто выиграл стычку с судьей Брадером.