Владимир Михайлов - Дверь с той стороны [Сборник]

Истомин медленно поднялся и тыльной стороной ладони вытер слезы. Он почувствовал, как закипает в нем первобытная злость.

В конце концов, пусть преследователь был крепче, но сейчас Истомин сильнее. Он, кажется, повредил противнику глаза. Если бы найти оружие — какую-нибудь палку, дубину, — он еще успел бы застать противника около синтезатора, победить и отнять посуду. Или подстеречь любого другого и отобрать тарелку у него. Пусть гибнет слабый!

Истомин снова полез вверх. Лестница вилась винтом и еще через два десятка ступеней привела его к закрытой двери.

Писатель отворил ее, вошел в просторное помещение и с любопытством огляделся.

Здесь возвышались какие-то предметы. Несколько лет назад литератор, возможно, опознал бы в них устройства, служащие для управления мощными машинами корабля. Сейчас он уже не помнил этого и не старался вспомнить.

Он осмотрелся в поисках дубинки. Инстинкт подсказывал ему, что здесь можно найти оружие. И в самом деле, Истомин увидел его.

Это была железная палка, выходившая из пола рядом с какой-то тумбой. Палка выглядела внушительно и была выкрашена красным. Цвет наводил на мысль о бое и внушал храбрость.

Писатель подошел и схватил палку. Она не поддалась. Он нажал сильнее.

Он долго пытался выломать палку из щели в полу, из которой она выходила. Наконец, внизу что-то хрустнуло, палка слегка сдвинулась и заскользила по прорези.

Истомин не знал, что это была ручка аварийного включения двигателей на полную мощность; когда-то ручкой этой пользовались при необходимости быстро отдалиться от какого-то тела, столкновение с которым могло угрожать кораблю.

Во всех помещениях «Кита» раздался, вой сирен. По этому звуку пассажиры должны были, бросив все, занять места в коконах. На это отводилось тридцать секунд; напоминающие надписи красовались в каждой каюте. Если кто-то не успевал укрыться своевременно, он должен был нажать сигнальную кнопку, помещавшуюся под надписью. Получив сигнал, двигатели немного промедлили бы: в резерве у них оставалось еще тридцать секунд.

Сирены взвыли; люди, еще жившие в каютах, услышали их, как и сам Истомин. Одновременно неживой голос начал отсчет секунд. Но люди давно уже не читали надписей и забыли их смысл. Вой сирен вызвал страх, а голос — любопытство, но никто даже не взглянул в сторону коконов, распахнувших крышки. Кто-то оскалил зубы, кто-то закрыл уши ладонями. Кнопку под надписью не нажал ни один. Сигнал не пришел в аварийный автомат, включенный красным рычагом. И ровно через тридцать секунд двигатели взревели и швырнули корабль вперед, словно пушка — снаряд.

Люди не ожидали этого. И погибли в первые же секунды, раздавленные о стены и изломанные о мебель.

Не ожидавший толчка Истомин был брошен на рычаг и умер на нем, как насекомое на булавке.

Так завершилось будущее…

Все молчали, ошеломленные. Тишину нарушил Нарев.

— Блестяще! — сказал он. — По-моему, сильно. Но, конечно, спорно. Мне, например, будущее представляется совершенно иным. Оно ведь зависит от нас — и мы благодарны вам за предупреждение. Мы не должны разобщаться, это совершенно справедливо. Доктор Карачаров, мы ожидаем, что в следующий раз что-то, столь же интересное, расскажете нам вы.

— Я не популяризатор, а исследователь, — буркнул физик.

— Ну, доктор! — сказала Зоя. — Неужели вы не снизойдете до нашего уровня?

— Гм, — сомневаясь, проговорил Карачаров.

— А чемпион Федерации, — сказала Инна, улыбнувшись Еремееву, — поделится мыслями о спорте…

— А вы — о театре… — подхватил Петров.

— С радостью. А вы сами?

— Ну, я, — сказал Петров. — Я, право, и не знаю. Кажется в жизни не случалось ничего интересного. Хотя… подумаю.

— И еще, — сказал Еремеев нерешительно, он всегда стеснялся говорить публично. — Мы ведь можем не только разговаривать, но и играть. Хотя бы раз или два в неделю. У нас тут прекрасный зал, Можно организовать соревнования — пусть и не на уровне мастеров, но ведь, как говорится, главное — не побеждать, а участвовать!

— Браво! — сказал Нарев. Мила повернулась и поцеловала мужа в щеку.

— Ну, — сказал Истомину совсем успокоившийся капитан, — пожалуй, ваш взгляд в будущее был все же чересчур мрачен, а? И потом, не обижайтесь, пожалуйста, но такого рычага на корабле нет. Не знаю, где вы его видели.

— Не помню, — пробормотал Истомин: он терялся, столкнувшись с критикой, исходившей от читателей. — Мне просто так подумалось… — Он смущенно улыбнулся. — Писатели вообще не пророки. Скорее интерпретаторы.

Капитан кивнул. Ему становилось все радостнее: опасения канули, растворились в оптимизме, который, как вода перед плотиной, все прибывал, все поднимался…

— А администратор! — сказал Петров. — Сколько он сможет рассказать, какие идеи придут ему в голову — дайте только встать на ноги!

— Доктор, — спросил Нарев в наступившей тишине. — Он поправляется?

— Да.

Врачи обычно говорят «да». До поры до времени.

Снова наступила тишина, наверное, пора было расходиться и заниматься своими делами. Но никто не двинулся — и тогда Нарев спросил своим резким, неприятным голосом, на этот раз не приглушая его, как он делал обычно:

— Капитан, у нас что же — нет никакой, совершенно никакой надежды вернуться? Даже одного шанса — из ста, из тысячи, пусть из миллиона?

— Тут нужен специалист по теории вероятности, — ответил Устюг, подумав. — Но полагаю, что вероятность окончательно исчезнет лишь вместе с жизнью.

Вот и все. И понимай, как хочешь…

— Нет, молодцы, молодцы, — повторил инженер Рудик, выгружая из выходной камеры синтезатора несколько металлических деталей, заказанных физиком.

Вместо ответа капитан сказал:

— Но никто из них так и не заикнулся о Земле, о том, что на ней осталось. Словно бы ее и не существовало.

— По-твоему, это плохо?

— Не знаю. Нет Земли — значит нет прошлого. Они согласны думать о ней лишь в будущем времени. Как бы лишились памяти. Но если человек помнит и не хочет говорить — значит он с прошлым не справляется. Не он командует минувшим, а наоборот. Значит, прошлое сидит в нем, как заноза. И будет нарывать. Мне было бы куда спокойнее, если бы они говорили о Земле. С грустью, конечно, но спокойно. Вот как мы с тобой.

— А мы разве говорим?

Капитан невольно улыбнулся.

— Ну, нам не до того. Ты осмотрел батареи как следует?

— Еще нет, Нарев — стоящий мужик, правда?

— Наверное. Хотя… жаль, что администратор лежит.

— Ничего. Встанет.

— Надо надеяться, — сказал капитан. — Хотя — все может быть. Он не согнется, но может сломаться.

— Регенерация идет медленно. Все-таки помешали эти переходы: такие ужасные вибрации. Усилим стимуляцию, тогда пойдет быстрее. И будем дежурить. Вам не надоело?